«Русский совет» сыграл большую роль в организации перемещения воинства Врангеля из лагерей в Турции в балканские страны, главным образом в Болгарию и Сербию.

Эмигрантские газеты писали, что «Русский совет» – игрушечное правительство генерала Врангеля, мертвое и решительно никому не нужное учреждение. И действительно, Совет постепенно утрачивал свое влияние и осенью 1922 г. был окончательно ликвидирован, так и не сыграв той роли, которая ему отводилась.

Однако борьба между верхами военной и штатской белой эмиграции за контроль над войсковыми частями и беженской массой продолжалась. Под давлением французского правительства совещание бывших послов России в составе М.Н. Гирса, Б.А. Бахметьева, В.А. Маклакова и М.В. Бернацкого обнародовало следующее заявление:

«1. Армия генерала Врангеля потеряла свое международное значение, и Южно-Русское правительство с оставлением территории естественно прекратило свое существование;

2. Как бы то ни было, желательно сохранение самостоятельной Русской армии с национально-патриотической точки зрения, разрешение этой задачи встречается с непреодолимыми затруднениями финансового характера.

3. Все дело помощи русским беженцам надлежит сосредоточить в ведении какой-либо одной организации. По мнению Совещания, такою объединяющей организацией должен быть Земско-Городской комитет помощи беженцам.

4. Единственным органом, основанным на идее законности и преемственности власти, объединяющим действия отдельных агентов, может явиться Совещание Послов. Вместе с этим указанное совещание, при отсутствии других общерусских учреждений, принуждено взять на себя ответственность за казенные средства и порядок их определения».[111]

Но командование Русской армии не поддержало это заявление послов. Врангель и его ближайшие соратники стремились сохранить армию для продолжения борьбы с советской властью.

В первые месяцы пребывания в эмиграции барон по-прежнему проповедовал теорию непредрешенности. Мол, всякий, кто против большевиков, будь с нами независимо от убеждений. Как уже говорилось, идея непредрешенности имела свои плюсы и свои минусы. Плюс – это привлечение на свою сторону республикански настроенных слоев населения. Но это действовало только в России. Эмиграция же быстро «правела» и шла к монархистам.

Здесь сразу следует уточнить, кого я называю эмиграцией и буду называть впредь. О российской эмиграции можно говорить в широком и узком смысле. В широком – это все граждане Российской империи, оказавшиеся в 1921—1922 гг. за пределами Советской России. В узком же смысле я буду именовать русской эмиграцией ее политически активную часть.

Подсчитать число эмигрантов в «широком» смысле физически невозможно. Причем не только потому, что власти государств, где проживали русские, не делали этого, а потому, что крайне трудно, если не невозможно, выработать критерии, по которым того или иного человека можно отнести к эмигрантам.

Почему-то отечественные историки забыли напрочь о дореволюционной эмиграции. А между тем в 1860—1890 гг. из Российской империи эмигрировали 1 128 563 человека, то есть в среднем по 37 619 человек за год. В 1890—1915 гг. эмигрировало 3 347 618 человек, то есть в среднем за год 133 904 человека.[112]

Таким образом, из России от Николая II бежало около 3,5 миллиона человек, то есть население европейского государства средних размеров конца XIX века. В год от царя уезжало число людей, соизмеримое с эвакуированными из Крыма в ноябре 1920 г., но почему-то никому не приходит в голову называть это «великим исходом».

Люди бежали от «святого» царя Николая из-за массовых гонений по политическим, национальным или религиозным мотивам.

Среди эмигрантов мы видим представителей всех политических направлений – от кадетов до террористов. Среди них десятка два князей и княжон из Рюриковичей, в том числе И.С. Гагарин, П.А. Кропоткин, П.А. Долгоруков, знаменитый ученый И.К. Мечников.

Пойдем дальше. Вот, предположим, жил-был в городе Бресте инженер или учитель. В 1919 г. он познакомился со смолянкой, бежавшей из Петрограда от злодеев-большевиков. Они поженились и наплодили кучу детей. Напомню, что Брест по Рижскому договору остался за Польшей. Кого из них считать эмигрантами? Его, ее, детей?

Надо ли считать эмигрантами русских жителей Желтороссии, то есть Маньчжурии? Не будем забывать, что Харбин был построен русскими и примерно половину его жителей составляли выходцы из Российской империи.

А как быть с сотнями тысяч прибалтов, немцев, поляков, западных белорусов, западных украинцев, которые в 1920—1922 гг. отправились из Центральной России в места, где жили их предки?

Я специально остановился на вопросе численности русской эмиграции, поскольку эмигрантские, а сейчас и местные историки обожают жонглировать этими цифрами. От большевиков, мол, бежали 2 миллиона, 4 миллиона, 8 миллионов, 10 миллионов, 20 миллионов «лучших людей, элиты русского общества». Варвары-большевики вывозили из «совдепии» философов целыми пароходами. Врать – так врать, кто больше! Может, из Совдепии вообще выехали 150 миллионов, то есть все население царской России, а осталось несколько тысяч «носатых и пархатых» комиссаров, как на белогвардейских плакатах?

На мой взгляд, русская эмиграция в широком смысле слова – несколько миллионов человек, а сколько – зависит от критериев подсчета. А вот эмигрантов в узком смысле слова в Европе к 1923 г. осталось не более 300 тысяч человек. Несколько десятков тысяч вернулись в Советскую Россию, ну а подавляющее большинство занялись каким-нибудь делом – пошли в фермеры, рабочие, открыли свои лавочки, рестораны, модные ателье и т. п. Сотни тысяч таких людей не только не интересовались эмигрантскими делами, но они их даже раздражали. Эти люди учили язык своей новой родины, вступали в браки с «лицами коренной национальности» и адаптировались на новом месте, кто в первом поколении, кто, в крайнем случае, во втором. Я сам еще в 70е годы ХХ века общался с детьми эмигрантов, уехавших во Францию в 1920х годах. Они хорошо говорили по-русски, но были французами не только по месту рождения, но и образу мыслей, как сейчас говорят, по менталитету.

Ассимиляция русской эмиграции для кого-то из квасных патриотов может показаться чем-то обидным. Но, увы, в 20—40х годах ХХ века это было самое разумное решение как для них, так и для нашей державы в целом.

Советский Союз был окружен вражескими государствами, десятки эмигрантских организаций засылали к нам шпионов и диверсантов. В такой ситуации устраивать массовый прием эмигрантов, бежавших из страны в 1918—1922 гг., было слишком рискованно. Хотя многие тысячи эмигрантов были благожелательно встречены в СССР, но о них поговорим позже.

Ну а теперь пару слов о сбежавшей из России «элите». Да, действительно, подавляющее большинство «элиты» Российской империи оказалось в эмиграции. Но почему они перестали быть элитой за рубежом? Талант – везде талант. Вспомним, что и Колумб, и Магеллан были эмигрантами. Эмигрантом был и норманнский конунг Рюрик, бежавший от преследований врагов в Новгород. Потомок Рюрика князь Андрей Курбский бежал от Ивана Грозного в Литву, но и там он стал владетельным князем, славным воеводой и первоклассным писателем и публицистом. Легко перечислить сотни ученых, полководцев, мореплавателей, которые из эмигрантов превратились в звезды мировой величины.