– Ну и зашибись, – лицо Уполномоченного тронула слабая улыбка. Более заметные признаки выражения эмоций за ним редко водились. – Всё по Закону: «Жизнь будь готов отдать ты». Хорошо Мустафа своих шпионов натренировал. Умеют не только резать, но и в доверие втираться. Жаль, мы так уже не сможем выучить.

– Так точно. Но постараемся.

– Ты меня понял. Зашибись – не то, что верный слуга умер, а то, что гадов-сибиряков замочили. А кто такой Сусанин?

– Герой такой был. Ладно, проехали. Витёк, ты понимаешь, о чём это говорит? – камера выключена, а наедине старый друг мог назвать правителя на «ты» и уменьшительно. Хотя Генералу казалось, что Виктору это всё меньше нравится. Но пока по старой памяти он терпит. – То, что мы их так быстро выпасли.

– О чём? – правитель перевёл на министра обороны взгляд своих рыбьих глаз. – Не темни.

– Это значит, система работает, светлейший, – это слово тоже не несло в себе иронии. – Система ушей и глаз. Мы узнали, что они идут, почти сразу, и вели их от самого Заринска. А когда они прошли село Безбожник, Ящер уже всё знал и начал готовить «встречу». У них не было шансов.

– Сколько их было?

– Говорит, около ста. Кается, мол, несколько человек ушли. Но живыми взяли больше.

– Плохо, что ушли. Ну, хотя бы честный. Молоток, что кается. Но каяться надо перед богом, а не передо мной. А они, сибиряки, отмороженные идиоты, что сунулись малыми силами. Хотя… тем лучше для нас.

– Я думаю, это надо как-то отметить. Триумфальную арку строить не будем, но народ должен порадоваться…

– Ты в своём уме, генерал? – из голоса Уполномоченного вдруг исчезла вся дружеская фамильярность… или её видимость.

К чести его, Петраков не стал заикаться и даже не дрогнул под испытующим взором. Как любой другой на его месте.

Выждав минуту, повелитель заговорил, медленно, растягивая слова.

– Что мы совершили, генерал? Америку захватили, да? Или хотя бы Москву отбили и отстроили? Нет. Мы голожопых дикарей отметелили. Которые нам до этого отвесили щелбан. Нашего слугу… хоть и тупого, трусливого… в землю закопали и батальон бойцов прикончили. Или больше. А те два каравана наши куда делись? Сгинули. Нет! Для праздника мало поводов. Объявят пусть на площадях, что уничтожили бандитов, и харэ.

– Слушаюсь.

– А сам он что? Едет назад?

– Да, возвращается.

– Понятно… – правитель вдруг нахмурился и потёр подбородок. – Запоминай. Ящера за то, что победил, – наградить. А за то, что не добил и не догнал, отошёл без приказа, – наказать. Как предпочитаешь, друг ситцевый? Одно другое кроет, или получит твой мясник и медаль, и кнут?

– Лучше в ноль, – ответил Генерал, не моргнув. За своих подчинённых он стоял горой. – Не надо ему медалей. Но и прогонять через строй вроде не за что.

Он знал, что Ящер бы такое не простил. Даже Виктору. Уж очень гордый. Не похож на других людей, которые Уполномоченному служат. На коленях ползать не привык. Жаль, что сам повелитель этого не понимает. Его уверенность в том, что любой будет перед ним стелиться по умолчанию, была его слабостью. А значит, слабостью их общего дела.

– Правильно, – усмехнулся Виктор и похлопал его по плечу. – А то как-то не по-людски, сначала расстрелять, а потом награждать. А этот Ящер… он и правда урод?

– Он сам с севера, из-под Воркуты. Из народа сидячих. Там у них нравы своеобразные. Про них говорят, что они сидят, даже когда стоят.

– Не слышал о таком народце.

– Их мало… Витя. Но тысячи три наберётся. Они, судя по всему, раньше зэками были. То ли с эшелона, то ли с корабля, то ли с зоны. Женщин у них нет. Но они не вымирают, потому что принимают всех, кто согласен по-ихнему жить. Городок у них был чисто мужской. У них своя мифология, как у каких-нибудь папуасов. Они вроде в Христа верят, но считают, что Понятия были до него. Кант бы поспорил, но Платон бы согласился. Хе-хе. Этнографу там было бы раздолье. Мутантов тоже немало. Ещё они себе спину расписывают письменами, как картину. Но это не для красоты, отображение жизненного пути, достижений. Урод ли он? Я так скажу – «У него было трудное детство». Но он такой же крутой, как самые крутые из нохчи. Когда мы сидячих нашли, им платили дань все окрестные деревни… За защиту. А из тех, кто пытался не платить… Ящер делал фонарики. Поднимал за плечи и просто сажал на арматуру, протыкая насквозь. Остальные его кореша чуть послабже, но тоже суровые. Ножи у них хорошие, сами куют и точат как бритвы. Говорят, когда деревню наказывают, только женщин оставляют. Когда им достаются бабы… ну, пользуются. Но к себе не берут, оставляют, где взяли. А дети мужского пола, как подрастут, обычно сами в колонию приходят. Потому что там сила. Заметь, те, кого они крышевали, – сами не тряпки, это северные рыбаки-поморы. Хотя недавно рыболовы, похоже, восстали, поэтому народ сидячих переселяется на юг. К нам.

– Ничего себе подарочек. Я даже не знал, что у нас есть воины из такой дали. Ничего, работу найдем. Возле Саратова поселим. Где эта Воркута?

– В бывшей Республике Коми.

– Это понятнее, да, – саркастически ответил повелитель. – А рожей он на человека похож?

– Под одеждой у него с кожей что-то, типа чешуя. А лицо нормальное. Почти.

– Вроде я говорил топить таких как котят.

– Я помню. Мне еще Мустафа-хаджи цитировал одного древнего философа: «Мы отводим на бойню свирепого быка, мы убиваем бешеную собаку, мы уничтожаем больное животное, чтобы оно не заразило стадо; детей же, которые рождаются слабыми и уродливыми, мы топим». Но этот уже большой, хрен утопишь. Выплывет.

– Ну да ладно, он полезный урод. Как и создания из моего цирка. Ещё пригодится нам на Юге у моря. Просто скажи ему, чтоб знал меру, и убивал только тех, на кого я покажу. А то и из него фонарик сделаем.

– Слушаюсь, – кивнул Генерал.

Хотя он предпочёл бы, чтобы Ящер не приезжал с востока, чтобы сдох там. Сидячие были полезны для ловли нежелательных элементов, как каратели, да и противовесом против людей с Кавказа казались. Но внушали ему тревогу, мягко говоря.

– И ещё, светлейший. Опять поступили жалобы на охотников за головами в Саратовской земле. На «волонтёров». Участились случаи, когда они безобразничают. Снимают скальпы, режут руки и даже головы. Крестьяне жалуются. Они должны приводить пойманных живыми, а чаще привозят поперёк лошадиного крупа – дохлыми. Разве регулярных