– Что станешь делать, Гай? – поинтересовался Кука. – Траян чрезвычайно доволен. Легионеры так орали, приветствуя императора, как будто мы взяли не крошечную крепость, а столицу Парфии Ктесифон.

– Полагаю, буду с армией до зимы, но не поймешь, где и с кем, – отозвался Приск. – После сидения в подвалах Аденисты я не годен в бою командовать и декурией.

– Э, приятель, думаю, нам и воевать-то больше не придется. Все эти восточные лентяи сдаются без боя, только увидят вдали облако пыли, что поднимают калиги наших легионеров.

– Никогда не стоит недооценивать противника, – назидательно заметил Приск. – А римляне оценивают врага пролитой кровью.

– Нет, мы его оцениваем золотом, которое нам выплачивают. Мне лично нынешний поход нравится куда больше, чем дакийский. Знай переходи с места на место да собирай добычу. Скоро многим и наклоняться за дарами станет лень…

– За лень платят кровью, Кука! Парфия должна быть разгромлена. Уничтожена, – сказал с неожиданной злостью Приск. – Так, чтобы распалась на десятки крошечных жалких царств, стоящих на коленях перед Римом.

– Гай… – покачал головой Кука. – О, боги, Гай, ты вроде бы никогда не страдал кровожадностью. А наш патрон Адриан – так тот вообще против этой войны. А теперь ты предлагаешь все жечь и крушить…

– Да, я был… и Адриан… – У Приска вдруг перехватило дыхание. – Но все это было до пыток. И до плена в Аденисте. Теперь я хочу одного – увидеть, как владыка Ктесифона ползает перед Траяном на коленях. Я многое отдам за это зрелище. – Приск стиснул кулаки так, что побелели костяшки. Это все, что ему осталось, – бить и разить… рисовать? Нет, такими пальцами не сделать уже тончайший рисунок для новой мозаики… его можно только увидеть в воображении, но нарисовать невозможно. Приск зажмурился, ощущая, как едкая соль щиплет веки.

Ярость, с которой говорил Приск, изумила Куку.

В этот миг полог палатки распахнулся, и на пороге возник Тиресий, а за ним его вольноотпущенник Тит с еще одной корзиной припасов.

– Где наш герой? – воскликнул предсказатель.

Тиресий сильно загорел и сделался почти так же темен лицом, как смуглый от природы Кука. Рядом с ними Приск казался смертельно бледным. И немудрено – подвалы из любого выпьют жизнь за долгие месяцы плена.

– Говорят, намечается небольшая пирушка… – Тиресий поставил кувшин с вином на столик, и без того перегруженный, как купеческий корабль, вышедший из Селевкии на Оронте.

– Наш герой рвет и мечет и жаждет штурмовать Ктесифон, – сообщил Кука и пихнул старого товарища в плечо. – Так и пылает мщением.

– Ктесифон падет, – заверил Тиресий.

– Будут еще гости? – спросил Приск.

– Обещался Фламма. И Малыш.

– О, боги! – обрадовался Приск. – И Малыш здесь?

– Конечно! Вместе со своими машинами. Самыми лучшими, самыми точными. Хотя и не самыми огромными. Что его печалит.

– Ну тогда точно Ктесифон падет! – засмеялся Кука.

– А Оклаций?

– Остался в Троезмисе… – покачал головой Тиресий.

– Жаль…

– А Молчун?

– Про Молчуна никто ничего не знает… – Тиресий отвел взгляд.

– Он прислал письмо, что его переводят во фрументарии к Афранию… – подал голос Фламма. – А после никаких известий не было.

Малыш явился – но не с машинами, а вместе с юным Декстром, в палатке сразу же сделалось тесно, а закусок и вина – маловато. Марк, отмытый и подстриженный, просто преобразился. Теперь стало видно, что за год он вымахал на добрую треть фута и раздался в плечах. Сейчас он смотрелся уменьшенной копией Малыша. Удивительно, что такое произошло с ним в заточении в Аденисте.

– За избавление от плена! – Друзья обнялись.

– Что ты намерен делать? – спросил Тиресий Приска.

– Надеюсь оказаться поближе к императору и Афранию Декстру.

– А еще?..

– Пожалуй, я бы дал моему Сабазию свободу. Ты бы видел – как он храбро сражался, когда нас брали в плен. В него будто тигр вселился. Или лев. Если бы еще хотя бы трое из караванщиков нам помогли, мы бы не попались в эту ловушку.

Лицо Сабазия, который сидел в углу палатки, исказилось.

– Это не проводники караванов и не погонщики, а сыновья тупой свиньи… – пробормотал он с неожиданной злобой. – Они дали слово нас охранять, а потом испугались одного имени Аршакида…

– Не печалься, Сабазий… Все закончилось!

Сабазий что-то буркнул в ответ. Что-то непонятное – на своем языке… но явно – что-то злое.

Потом сказал громко, отчетливо, уже на латыни:

– Эдерат – дурак, как и все Аршакиды.

– Это точно… – засмеялся Приск.

* * *

– Как же ты попал в плен – расскажи, – потребовали друзья.

– Да что рассказывать… Ведь не в бою. А как посланец – то есть подло вдвойне.

Приск поведал свою отнюдь не героическую историю, как их караван на третий день пути из Хатры настиг конный отряд, как римляне затеяли безнадежное сражение, как погиб Максим и с ним под обстрел попали случайно хаммары, а все остальные оказались в плену.

Сначала троих пленников держали несколько дней в палатке, потом в другой. Всякий раз связанными – не удерешь. А потом привезли в Аденисту.

– Я не сразу узнал, как называется крепость. Сказал один ауксиларий. Он через два дня после того, как попал в плен, попытался вырваться, но его убили. Глупо было лезть на охранников с голыми руками. Надо полагать, у того Аршакида из Хатры, с которым я столкнулся, были на меня определенные планы… – Приск помолчал и добавил: – А может – и не было… Может, только жажда отомстить за непочтительность. Я ведь над ним посмеялся. Думаю, это такая страшная месть – бросить меня в подземелье и оплатить мое содержание в тюрьме – до смерти.

– Ты всегда говорил: главное – продержаться на миг дольше врага, – напомнил Кука.

– Иногда миг бывает очень долгим… – скривил губы трибун.

* * *

Наутро Приска вызвали к императору для подробного разговора.

Сложнее всего военному трибуну было пересказывать подробности своего посещения Хатры, опуская детали, связанные с Адрианом. Впрочем, императора интересовало другое. У Траяна вспыхнули глаза, когда он услышал, что через Хатру пролегает короткая дорога на Ктесифон.

– Но эта дорога мало пригодна для большой армии, – уточнил Приск, и тут он не лгал. – Колодцы вмиг обмелеют, и мы останемся без воды. Такая армия, как наша, может передвигаться только вдоль берегов Евфрата.

– Хатра на нашей стороне?

– Она на своей стороне. Но мы можем сделать так, чтобы Хатра стала союзником.

– Разве ты уже этого не сделал, трибун? – засмеялся император.