Она так разволновалась, что не смогла усидеть на месте, вскочила и метнулась к Джонатану, чтобы быть подальше от Адама. Но Адам вовремя угадал ее намерение и, ловко схватив за колени, заставил опуститься на землю и прижал к своей груди. Аманда продолжала вырываться, и тогда сильная рука ласково легла на подбородок и подняла сердитое лицо.

— Нет, милая, я никогда не думал о тебе плохо, но я очень беспокоюсь за тебя. Ваша с Джонатаном безопасность мне дороже всего на свете, и, чтобы немного успокоиться, я предусмотрел и тот случай, если не вернусь. Пожалуйста, перестань сердиться!

Но Аманда все еще не хотела смотреть ему в глаза, и Адам прошептал, щекоча губами ее щеку:

— Аманда, не надо омрачать ссорой наш последний день! Я бы хотел сохранить его в памяти, чтобы он утешал меня в разлуке. Прошу тебя, милая!

Дрогнули пушистые ресницы, все еще блестевшие от сердитых слез, и на Адама глянули такие прекрасные огромные глаза, что у него от восторга захватило дух. Не успел он опомниться, как Аманда обняла его за шею, привлекла к себе и поцеловала так жарко, что Адам забыл обо всем на свете. Он обнял жену и замер от счастья, пока не почувствовал, что кто-то теребит его руку, а маленькая ладошка хлопает по щеке. Перед глазами возникла сердитая рожица Джонатана, который не успокоился, пока не протиснулся между родителями.

При виде своего сосредоточенно пыхтящего, упрямого сына Адам не выдержал и расхохотался. Сильная рука подхватила ребенка и подтащила поближе, заключая в общий круг заботы и любви.

Была уже поздняя ночь, когда были сказаны все слова и сделано все, что необходимо было сделать, Аманда с охотой отвечала поцелуем на поцелуй и лаской на ласку — она не просто принимала любовь Адама, но и дарила ему ответную страсть. Однако даже тогда с ее уст не слетели заветные слова. И хотя сердце Адама тоскливо сжималось от страха, что он так никогда их и не услышит, искренний горячий отклик, встречавший его ласки, наполнял душу благоговением и восторгом от их удивительной близости. До самого утра он держал в объятиях своего белокурого ангела, и одна мысль стучала в мозгу: «Я вернусь! Я должен! Я обязан вернуться к ней!»

Как только Адам окунулся в насыщенную событиями жизнь военного лагеря, готовившегося к новому походу, душные, томительные июльские дни незаметно полетели один за другим. Составленные им карты были досконально изучены генералом Амхерстом и розданы копировальщикам, чтобы у каждого офицера был свой экземпляр. Адам с радостью взялся за тренировку новобранцев, совершенно незнакомых с местностью и правилами выживания в здешних лесах. Этот неблагодарный, утомительный труд помогал не думать о том, что его мучило. Тем отчаяннее страдал он от одиночества тихими темными ночами, думая об Аманде, о ее молодом, манившем к себе теле. И как только эта юная особа умудрилась целиком завладеть его сердцем? Несмотря на все удары жестокой судьбы, она оставалась верной себе: прекрасной, нежной и любящей. И наконец-то Адам сделал ее своей, и ее сын стал его сыном, и за их жизнь в ответе теперь он!

Разговор, случайно услышанный возле костра на вторую ночь после прибытия в лагерь, совершенно лишил Адама покоя. Кто-то сказал, что недавно видел Роберта Хандли и что хотя этот малый давно твердит о своем намерении податься на запад, до сих пор он не торопится собирать пожитки и отправляться в путь. Не заметив, что Адам притаился за кругом света от костра и ловит каждое слово, солдаты многозначительно заухмылялись и дружно захохотали в ответ на чье-то хриплое замечание:

— Да он просто не может выкинуть из башки свою блондиночку — вот и ошивается вокруг да около! Видать, спит и видит, как в один прекрасный день ей вдруг придет в голову снова кинуться к нему на грудь!

Стоило представить Роберта, сжимающего в руках Аманду, — и Адаму делалось тошно, в горле возникал комок. Ревность терзала его, не давая спать.

21 июля 1759 года

На озере Георг собралась невиданная флотилия. Везде чувствовалась твердая воля генерала Амхерста. С четкостью отдавались и исполнялись приказы. Согласно отчету самого генерала, его армия насчитывала около двенадцати тысяч человек. Все эти люди покорно замерли в ожидании приказа грузиться на лодки. Первыми должны были отчалить отряды гренадеров, за ними легкая пехота, ополченцы, отряд Непобедимых, состоявший из проверенных ветеранов, и в арьергарде — тяжелый шлюп «Галифакс».

В сумерках, предшествовавших рассвету, Адам стоял среди многотысячной армии, готовой начать погрузку на лодки. Разворачивавшаяся перед ним сцена походила на сон — так все это напоминало события прошлого года. В тревоге Адам разглядывал суровые лица ополченцев, находившихся рядом, и с несказанным облегчением понял, что на их лицах нет и следа того бесшабашного возбуждения, что охватило армию перед первым штурмом. Вместо восторженных улыбок на них отражались суровая решимость и убеждение, что на сей раз обратного пути нет и бой должен быть выигран.

Из тяжелого узла светлых волос, сколотых на затылке, выпали упрямые пушистые пряди и тут же прилипли к влажной от пота шее молодой женщины, занятой стиркой во дворе форта Эдуард. Внезапно, охваченная тревогой, она торопливо оглянулась, но тут же вернулась к прерванной работе. Ее мысли были далеко от этого пыльного двора: машинально занимаясь делом, она думала о том, какой беспросветной, безрадостной стала ее жизнь после отъезда Адама. Только общение с Джонатаном no-прежнему дарило ей радость. Но она вспоминала с грустью о веселой возне, которую Адам затевал с их неугомонным, шумливым сыном. С их сыном?.. Ее моментально кольнуло раскаяние. Разве Джонатан не был сыном Чингу? И как только она позволила себе об этом забыть?! Аманда попыталась вернуть образ смуглого лица с черными глазами, полными нежности и любви, но видение расплылось, изгнанное грустным прощальным взглядом Адама. И снова Аманда раскаялась в том, что позволила Адаму занять место, принадлежавшее Чингу.

«Чингу! — в отчаянии вскричала она про себя. — Прости мою слабость! Я по-прежнему люблю тебя и никогда не забуду!» Но ее растерянность становилась только сильнее, потому что образ другого мужчины все чаше тревожил сердце и разум.

Аманду томила неясная тревога. Тесная душная гостиная, ставшая ее домом, буквально раскалилась за этот долгий жаркий день, и даже теперь, поздней ночью, здесь по-прежнему нечем было дышать, а слабый ветерок не в силах был хоть немного охладить разгоряченное тело. Она бросила привычный взгляд на диван, где лежал Джонатан: ясные веселые глазенки смежил сон, пухлая маленькая щечка сладко прижалась к подушке, а влажные губки слегка приоткрылись. Аманда снова перевернулась с бока на бок, пытаясь устроиться поудобнее на жестком тюфяке. Сколько она уже ворочается вот так, не в силах заснуть? Час? Два? А спать совершенно не хочется. Приподняв тяжелые густые волосы, она откинула их на подушку, чтобы приоткрыть шею, но и это не помогло. У нее не укладывалось в голове, как они с Адамом умудрялись вдвоем помешаться на этом тюфяке и совершенно не замечали изнурительной духоты?.. Медленно к ней возвращалось ощущение сильного тела Адама, растянувшегося рядом. На миг она даже представила себя снова в его объятиях — так, как они обычно спали. Адам всю ночь не размыкал своих рук, уткнувшись носом ей в макушку, и ласково гладил по волосам.