Ни секунды не колеблясь, только крепче сжав оружие, Марианна углубилась в тоннель, оказавшийся довольно широким, с песчаным полом, по которому было приятно идти. Возбуждение мало-помалу сменило в ней гнев, возбуждение, подобное тому, что она испытывала в Селтоне, когда загоняла лису, которая могла оказаться менее опасной сегодняшнего хищника, и приближение опасности зажигало Марианну. Кроме того, она не теряла надежды проникнуть хоть в одну из тайн Сант'Анны… Но, дойдя до конца тоннеля, она замерла в тени, став свидетельницей совсем уж невероятного зрелища.

Тоннель выходил на узкую поляну между высокими склонами, с двух сторон покрытую кустарником и густой лесной порослью. В глубине, у высокой, увитой зеленью каменной стены, возвышались мраморные истуканы, застывшими отчаянными жестами подчеркивавшие трагический вид строения, обожженные руины которого занимали центр поляны.

Это была всего лишь груда остатков почерневших колонн, обвалившихся камней, разбитых скульптур, поросшая ежевикой и черным плющом, издававшим терпкий запах. Бушевавший здесь когда-то пожар должен был быть очень сильным, судя по оставленным на каменной стене длинным черным следам от пламени. Но над этими руинами, над этим опустошением, каким-то чудом сохранившаяся, блистая в безупречной чистоте белого мрамора, возвышалась и, казалось, царила статуя. И Марианна затаила дыхание, зачарованная тем, что она увидела.

Среди нагромождения обломков были кое-как сделаны ступени, и на последней из них, согнувшись, стоял на коленях Маттео Дамиани и обеими руками обнимал ноги статуи. Это была самая прекрасная и самая необыкновенная статуя из всех, что Марианне приходилось видеть. Она представляла в натуральную величину обнаженную женщину поистине дьявольской красоты, предел совершенства и чувственности. Стоя с откинутыми назад и слегка касающимися тела руками, со склоненной, словно под тяжестью волос, головой, женщина, с ее сомкнутыми глазами и полуоткрытыми губами, казалось, предлагала себя какому-то невидимому возлюбленному. Искусство скульптора передало с поразительной точностью малейшие детали женского тела, но естественность, с которой он изобразил на этом лице с удлиненными глазами, со сладострастно открытыми губами экстаз наслаждения, являлась чудом. И взволнованная этим слишком прекрасным образом желания, Марианна подумала, что художник должен был страстно любить свою модель…

Солнце вставало. Золотой луч скользнул по склону холма и погладил статую. И тотчас холодный мрамор согрелся, затрепетал. Золотые блики забегали по отполированным зернам бесчувственного камня, может быть, более нежным, чем человеческая кожа, и Марианне показалось, что статуя оживает. И тогда она увидела нечто невероятное: Маттео выпрямился, стал на цоколь и обнял женщину. С неистовой страстью он целовал так естественно отдающиеся губы, словно хотел передать им свой жар, непрерывно бормоча слова любви вперемежку с бранью. Это напоминало странную литанию, в которой гнев смешивался с любовью и грубыми выражениями желания. В то же время его дрожащие руки ощупывали мраморное тело, в теплом свете утра, казалось, содрогавшееся под ласками.

В этой любовной сцене со статуей было что-то чудовищное, и, охваченная ужасом, Марианна отступила в тень тоннеля, забыв, что она пришла сюда, чтобы отчитать этого человека, наказать его. Бесполезный теперь пистолет подрагивал в ее руке, и она вновь засунула его за пояс. Человек этот потерял рассудок, ибо не было другого объяснения такому безумному поведению. И тут Марианне стало по-настоящему страшно. Она была одна с сумасшедшим в таком глухом месте, о котором большинство обитателей виллы, может быть, и не знали. Даже пистолет показался ей жалкой защитой. Маттео, без сомнения, обладал грозной силой. Обнаружив ее, он мог внезапно напасть, прежде чем она смогла бы защищаться. Или же тогда ей пришлось бы выстрелить, убить, но этого она не хотела.

Невольная смерть Иви Сен-Альбэн, причиной которой она стала, до сих пор лежала камнем на ее сердце.

Она слышала, как Маттео исступленно обещал своей бесчувственной возлюбленной вернуться этой ночью.

– Луна будет полной, дьяволица, и ты увидишь, что я ничего не забыл! – прорычал он.

Сердце Марианны заколотилось. Сейчас он уйдет, обнаружит ее… Не ожидая больше, она с быстротой преследуемого зайца пронеслась через тоннель, грот, балюстраду, нырнула в заросли и ступила на лестницу, но обернулась, чтобы взглянуть назад сквозь листву. Как раз вовремя. Маттео показался из грота, и Марианна спросила себя, уж не приснилось ли ей все это. Человек, которого она только что видела в эротическом экстазе, спокойно шагал по тропинке между колоннадой и водой, заложив руки за спину, с наслаждением подставляя свое суровое лицо легкому ветерку, шевелящему его седоватые волосы. Просто человек вышел на утреннюю прогулку, чтобы воспользоваться свежестью влажного от росы парка перед трудовым днем.

Марианна живо взобралась по лестнице, пролезла в открытую панель, но перед тем, как закрыть ее, постаралась разобраться в приводном механизме. Оказалось, что она и в самом деле приводилась в движение с обеих сторон: рукояткой – с лестницы и углублением в позолоченной лепке – из комнаты. Затем, поскольку приближался час, когда Агата приносила утренний чай, Марианна поспешила сбросить платье и сандалии и скользнуть в постель. Она ни за что не хотела, чтобы и так уже достаточно напуганная Агата узнала о ее ночной экспедиции.

Умостившись поудобней среди подушек, она попыталась спокойно поразмыслить, хотя это было не так просто. Последовательное открытие панели в стене сгоревшего здания, статуи и безумства Маттео могли расшатать и более крепкие нервы, чем у нее. И еще это необычное, таящее угрозу свидание, обещанное мраморной возлюбленной. Что значили эти странные слова? Что именно он не забыл? Что он хочет делать ночью в тех развалинах и прежде всего, что это было за строение, над руинами которого царила статуя? Вилла? Храм? Какому божеству поклонялись там когда-то и поклоняются сейчас? Какому безумному и мрачному ритуалу собирается посвятить Маттео грядущую ночь?

Все эти вопросы перекрещивались в мозгу Марианны, но ни малейший удовлетворительный ответ не находился. Ей прежде всего пришло в голову снова подступиться к донне Лавинии, но она вспомнила, что ее расспросы заставляли страдать бедную женщину, которая, без сомнения, еще не пришла в себя после прошедшей ночи. И затем, вполне возможно, что она не знала всего о странной богине, которой тайно поклонялся управляющий, и о его безумии. А знал ли сам князь, чем занимается по ночам его управляющий и секретарь? И если знал, согласился бы ответить Марианне на ее вопросы, удайся ей привлечь его внимание? Пожалуй, лучше будет расспросить самого Маттео, естественно, приняв необходимые предосторожности. Впрочем, разве она не приказала донне Лавинии прислать его к ней после завтрака?

– Что ж, посмотрим! – проговорила сквозь зубы молодая женщина.

Приняв решение, Марианна выпила принесенный Агатой горячий чай и перешла к туалету, чтобы одеться. На день, обещавший быть таким же жарким, как и вчерашний, она выбрала платье из бледно-желтого, вышитого белыми маргаритками жаконетта и легкие туфли в тон. Одеться в светлый, веселый цвет казалось ей лучшим средством, чтобы побороть неприятное впечатление, оставленное прошедшей ночью. Затем, когда донна Лавиния доложила, что управляющий к ее услугам, она перешла в соседний с ее комнатой салон и распорядилась впустить его.