Доарнка. Среди высокопоставленных слуг Некрополиса.

Майре шумно вздохнула, переступила с ноги на ногу, а потом и вовсе повернулась к шипящим существам спиной.

И там, в темноте, не выдержали. Свистящее, словно сквозь зубы, шипение — а потом шелест разворачивающихся крыльев, упругий толчок — Алиедора видела только ворвавшиеся в круг света стремительные росчерки, вытянувшиеся в длинном прыжке тела, не то звериные, не то человеческие.

Бросившиеся на Майре твари были очень, очень опасны. Они исходили, истекали жаждой убийства. Она, эта жажда, расплывалась в воздухе, словно пятно крови в текучей воде. Алиедора чувствовала эту их неистовую жажду смерти, жажду кровавой оргии, раздирания ещё трепещущей, ещё живой плоти, жадное, с утробным рычанием, насыщение.

И ещё она чувствовала, что существа, с такой яростью бросившиеся на оказавшегося перед ними человека, сами не были живыми. Однако они никак не походили на зомби-солдат Некрополиса, те были просто механизмами, ничем, кроме исходного материала, не отличавшимися от големов Навсиная. Эти же — стремительные, смертоносные, жадные до боя и живой крови.

Упыри?

Майре сделала короткое, опять же почти неразличимое движение. И — взвилась в невероятном прыжке, откуда-то из-под куртки возникла пара коротких клинков. Сталь ярко сияла голубоватым, по лезвиям прокатывались волны призрачного пламени, и она, эта сталь, сказочно, неправдоподобно легко рассекла плоть самой смелой — или самой жадной — твари, бросившейся на доарнку.

Упырь с мокрым хлюпаньем шмякнулся о землю бесформенным куском мяса и костей, даже не дёргаясь и не хрипя. Он умер сразу, даже не поняв, что умирает, — хотя, конечно, и не жил до того. Его смерть не остановила остальных, так что Майре на миг исчезла под лавиной тёмных тел; Алиедоре казалось, что сами их очертания плывут, меняются, оставаясь нечёткими.

Но, как бы ни были стремительны и яростны их атаки, шансов у нападавших не было. С самого начала и ни одного, потому что Майре двигалась с поистине запредельной быстротой, всякий раз опережая направленный в неё удар на долю мгновения. И сама доарнка при этом не промахивалась. Два коротких кинжала били насмерть, и второго удара не требовалось.

Схватка длилась мгновения. На земле осталось восемь распростёртых тел, причудливая смесь человека с ночным летуном, морды украшены здоровенными клыками.

Точно кровососы, подумала доньята. Упыри. Страх и ужас во плоти. Стремительные, бесшумные, невидимые. Почти неуязвимые для обычного оружия. Способные летать — правда, только ночью, когда сильна власть небесных Гончих; во всяком случае, так утверждал мэтр… мэтр… как же его звали, чародея в замке Деркоор?..

Она не помнила. Нет, Байгли, Дигвил, старый сенор Деррано стояли перед глазами как живые — потому что им назначено умереть от её руки, — а вот всё остальное выветрилось напрочь.

— Ты видела, доньята Венти?

Это Аттара. Смотрит гордо и испытующе. Наверное, считает, что я должна пасть на колени и восхищаться со слезами на глазах. Нет, не дождутся. Боевое умение — это хорошо, это прекрасно. Но таких, как Майре, — много. А она, Алиедора, достойна только одного — стать единственной.

Однако что-то сказать надо, и Алиедора разлепила губы:

— Красиво.

— Верно! — подхватила Аттара. — Красиво! Молодец, умница, доньята. Мало кто может увидеть, насколько наше искусство прекрасно. Я не ошиблась. Мэтр Латариус, прости меня за резкие слова. Поздравляю с отличной находкой.

Латариус лишь поднял бровь.

— Ты поняла, кто это был? — продолжала предводительница Гончих. — Кто нападал на Майре?

— Это неважно, — вполголоса, едва раскрывая губы, ответила Алиедора.

— Почему?

— Не стоит так наседать на мою подопечную, Аттара, — вступился Латариус. — Доньята совершенно права. Майре показала отличное владение клинком и телом, но на это способны все Гончие. Ты ничем не удивила благородную доньяту, Аттара. Не забывай, что ей подчинялись твари Гнили.

— Верно. — Аттара положила неожиданно тяжёлую руку Алиедоре на плечо, и та невольно дёрнулась — такой жест могла бы позволить себе королева Меодора или супруга кого-то из семи знатнейших сеноров Долье, но вряд ли кто другой.

То, что ей должны оказывать почести, Алиедора, оказывается, не забыла.

— Лучше покажи, как Гончие начинают. — В голосе старого Мастера вдруг прорезались жёсткие нотки. — Покажи всё, ничего не скрывая. Если благородная доньята хочет стать одной из нас, она должна видеть всё без изъянов. Наше дело, — он повернулся к Алиедоре, — тяжело и не всегда красиво. Есть и неприглядное, есть, наверное, и такое, что тебя в детстве научили считать постыдным. Я не стану спорить с тобой. Просто прошу почтенную Аттару показать тебе всё как есть. Ведь ты ещё не знаешь толком, что такое Гончая. Как становятся ею, через что проходят. Думаю, тебе не повредит узнать это всё до того, как ты решишь, с нами ты — или нет.

«Они ждут, что я спрошу, а что будет, если выберу «не их», — мелькнуло в голове Алиедоры. — Хотят, чтобы я показала слабость, страх, признала, что я в их власти. Что они могут учинить надо мной нечто такое, чего я испугаюсь».

Этого не будет. Ту, которая боялась, давно убили варвары кора Дарбе.

И она ничего не ответила. Лишь слегка пожала плечами, мол, что ж, давайте, раз так настаиваете — взгляну…

Аттара некоторое время молчала, буравя Латариуса взглядом. Майре обиженно вскинула подбородок — о показанном доарнкой искусстве все уже забыли.

— Хорошо, — еле выдавила предводительница Гончих. — Ты хочешь знать всё, благородная доньята? Ты узнаешь. Иди за мной. — И тотчас вполголоса отдала какие-то приказания Эльсин и Майре.

И вновь бесконечные коридоры, правда, глубже они уже не спускались.

— Гончие — это глаза, уши и месть Некрополиса, — вполголоса, не глядя на Алиедору, говорила Аттара. — Они должны видеть всё, сами оставаясь невидимыми. Должны проникать туда, куда не проникнет обычный человек. Должны… пресекать существование тех, чьи деяния угрожают делу Некрополиса, если на то есть слово Гильдии Мастеров. Везде в мире волшебство основано на силе Камней Магии, то есть является заёмным; мы же пошли другим путём. Мы не используем то, что можно легко отнять. Лишь становящееся частью тебя самой.

— Говори, говори, почтенная Аттара, — Латариус словно подгонял главную Гончую, — не бойся. Доньята Алиедора прошла через такое, что хитрить и лукавить с ней — только во вред, ничего больше.

Аттара чуть дёрнула уголком рта — явно напоказ, давая Алиедоре понять, что упрекать её в попытках скрыть что-либо — совершенно напрасная затея.

— Да, Гончим необходимы сила, резкость, отточенное воинское умение. Всему этому учат годами. Мы пробовали идти таким путём. Собирали по всем градам и весям ребятишек, учили их… однако нужного не достигали. И тогда было создано… другое. То, что нельзя отнять. Магия и алхимия помогали изменить тело Гончей, дать ей то, на что не способна простая человеческая плоть. Понимаешь, доньята? — Аттара взглянула Алиедоре прямо в глаза — твёрдо, непреклонно, уверенная в своей правоте. — Мы изменяли. Мы исправляли ошибки сил, сотворивших нас — и обрекших нас смерти. Это… больно, я не скрываю. Через боль надо пройти. Доставшееся бесплатно, в подарок, не имеет настоящей цены.