Ближе к столице, что расположилась у слияния двух рек, Ашвена и Дирха, дороги, как и положено, стали куда шире. Прибавилось путников — в одежде добротной, но какой-то слишком уж одинаковой.

— У нас — мануфактуры, — внушительно заметил Мастер. — Нам расфуфырство в народе не нужно. Постановлено, что быть тулупам зимним в один цвет, дабы с покраской не возиться, зряшней работы не делать.

— Что ж, даже платья яркого не надеть? — что-то слабо ворохнулось где-то на самом дне души, что-то напрочь, казалось бы, забытое, глупое, детское, пустячное…

— Отчего ж не надеть? — удивился Латариус. — У нас кто хорошо работает, тот хорошо и получает. Желает жене иль дочкам платье какое особенное — милости просим, к портному. Живому, само собой. Потому как есть у нас мануфактура, где зомби работают, шьют простую одежду, и простому же народу она за малую цену даётся, а если сверх всех повинностей отработано — так и вовсе бесплатно.

Вокруг столицы раскинулось широкое кольцо садов, полей и небольших, в три-четыре двора, хуторков. Дорога шла по насыпи, из окна дилижанса было видно далеко окрест, и Алиедора глядела с удивившей её саму жадностью.

Сходящиеся реки покрывал лёд, через русла перекинуты длинные арочные мосты. Подобное Алиедора видела на картинах, что, лишь из собственных рук, показывал детям домашний учитель семейства Венти. Схожие акведуки строила древняя империя, некогда завоевавшая почти весь обитаемый свет — тот, где сейчас раскинулись и Некрополис, и Навсинай, и прочие королевства поменьше.

За реками — стены, но таких стен Алиедора, выросшая в рыцарском замке, никогда не видывала. Во все стороны торчали острые углы, укрепления топорщились, словно иглами. Наступающие вынуждены были бы забежать между далеко вытянувшимися вперёд каменными «мысами», поражаемые с боков и даже со спины. Верхние ряды камня нависали над подножием стен, делая тех, кто дерзнёт штурмовать твердыню, уязвимыми для летящих сверху валунов.

Ну, и надо ли говорить, что высота стен превосходила всякое воображение? Такого Алиедора не встречала даже в меодорской столице.

В воротах — узких, словно ножом пробитая щель, — не стояла стража. Свободно проходили люди и мертвяки, иногда сопровождая хозяев, иногда сами по себе, проезжали возы, но никто не собирал пошлину за вход.

Доньята привыкла, что города Меодора и Долье по окраинам мало чем отличались от селений: те же одиночные домики, те же огороды и местами даже пасущийся скот. Лишь ближе к центру дома плотно сдвигались боками, сталкивались крышами, нависали над узенькими — двое всадников едва разъедутся — улочками. Нигде: ни в Меодоре, ни в Симэ — не строили выше чем в три этажа — здесь же возвышались громады и в пять, и в шесть, и даже в семь этажей, больше самой главной башни замка Венти. Чистые воды текли по многочисленным протокам, смело пропущенным под стенами; улицы были тщательно вымощены, выметены, нигде ни единой сточной канавы, которая отравляла бы зловонными миазмами воздух.

Нижние этажи, как и полагалось, были заняты торговыми лавками. Народ ходил неспешно, никто никуда не нёсся, не торопились курьеры и разносчики, и совсем не было видно уличных торговцев с лотками.

— У нас всё упорядочено, — не без гордости заметил Латариус, откровенно наблюдая за своей подопечной. — Каждый занимает своё место. Пирамида — самая устойчивая вещь на земле, это ещё древние знали. Нужно, чтобы никто не рвался сменить своё место в ней сам по себе, порядок нарушая, а делал бы это согласно установлениям. Тогда в стране воцарятся мир, покой, процветание и последний земледелец действительно будет иметь не менее трёх слуг-зомби. Но для этого нам, Мастерам, предстоит ещё очень многое сделать…

Вопрос «что же именно?» напрашивался, однако Алиедора промолчала. Какое ей дело до того, сколько именно слуг будет у местных серфов? Хоть три, хоть тридцать три, хоть ни одного. Она здесь для совершенно иного.

Не дождавшись её вопроса, Латариус кашлянул, расправил плечи.

— Мы сейчас направляемся в Гильдию Мастеров. Это сердце Некрополиса, сердце нашей силы. Ты увидишь всё, что только сможешь узреть.

И вновь Алиедора не ответила. Молчание — признак силы. Умей молчать, если хочешь чего-то добиться, и тебе всё скажут сами.

Дилижанс миновал окраины, широкая улица пошла заметно в гору. Над городом постоянно висели облака, плотные и серые, неяркое зимнее солнце едва пробивалось сквозь плотную пелену.

«Странно, — подумала Алиедора, — когда проезжали ворота — светило вовсю. И когда только затянуть успело?»

Дилижанс остановился. Путники вышли, и доньята замерла с открытым ртом, несмотря на все усилия сохранить хладнокровие.

Перед ней вздымалась серо-чёрно-белая постройка, исполинская, словно сработанная руками гигантов. Чёрный и серый камень, рассечённый стремительными росчерками белого — словно молнии, пробившиеся сквозь грозовую хмарь. Глухие гладкие стены поднимались на высоту почти десяти ростов самой Алиедоры, а дальше начинались ряды узких стрельчатых окон, промежутки меж ними украшала сложная резьба, разглядеть детали отсюда, снизу, особенно не получалось.

— Нам сюда, — не без гордости уронил Мастер.

Ворота цитадели оказались совсем нешироки и невысоки. Телега проедет, да и того довольно. Алиедора ступила под гулкий холодный свод… и сердце заледенело, впервые за много дней проснулся глубинный подсердечный ужас.

Что она делает? Куда она идёт и зачем?

— Не сомневайся, — прошелестел Латариус. — Когда смотришь Смерти в глаза, главное — не сомневаться в том, что Она не сделает тебе ничего плохого. Что Её можно одолеть знанием и опытом. Иди смело, благородная доньята! Иди и послужи Той, кому ты и так уже служишь, как и мы все!

И Алиедора пошла. Длинным, почти бесконечным и узким, словно глотка змеи, коридором. По стенам вместо факелов оказались прибиты черепа со спиленным теменем, оттуда лился неяркий желтоватый свет. Это совершенно не вязалось с общим строгим, но спокойным обликом цитадели и сделано было явно напоказ. Алиедора вдруг вспомнила детские сказки нянюшки о лесных ведьмах, что имели привычку насаживать на колья заборов вываренные черепа угодивших к ним в лапы.

Нянюшка… что-то с ней случилось, что-то очень нехорошее…

Память услужливо захлопывала двери.

Что бы ни случилось, тебя это не касается, доньята. Всё решила Судьба, избравшая тебя своим орудием.

Алиедора обернулась — далеко-далеко едва заметно серело пятно входа. Или выхода. С какой стороны посмотреть.

— Идём, идём, — мягко подтолкнул её Латариус. — Мастера уже ждут тебя. А я до этого хотел тебе показать ещё кое-что…

Он провёл Алиедору длинным широким балконом, выходившим на внутренний «двор» цитадели. «Двор», потому что на самом деле это оказался исполинский карьер, громадная воронка в земле, шириной как бы не в десятую часть лиги. Цитадель уступами спускалась вниз, и самые нижние ярусы тонули в плотных волнах сизого тумана.