Резкая вспышка ярости ослепила короля, и он одним махом сбросил со стола книги и древние манускрипты, нависая над колдуном и тыча в него пальцем, цедя гневливые слова сквозь стиснутые зубы:

— Это ложь, специально созданная, чтобы отравить нашу жизнь! Уже десять лет мы ищем ответ, но похоже его нет! Как и не было, ведь в этих текстах нет ни слова правды!

— Но если вы больше не верите надписанному, зачем пригласили Сэлавелию? Зачем посылаете дары эльфам, будто пытаясь расположить их к себе, чтобы получить доступ в их библиотеки? Если это ложь — закройте книги и навсегда заприте эти комнаты. Живите своей жизнью, выбросите лживые глупости из головы, — заговорил прямо старик и в его лице вновь мелькнули незнакомые черты, напоминающие Никлосу кого-то из прошлого.

То, как изменилась модуляция голоса, как посветлели глаза, а на губах проступила до боли знакомая мягкая полуулыбка. Будто перед ним сидит не старый друг и наставник Томар Бай, а некто другой. Слишком хорошо его знающий. Приложив руку к пульсирующему виску, Ник опёрся о стол, пытаясь унять боль, но она всё разрасталась и от её силы будто стены задвигались, мелко дрожа.

Он попятился назад, не слушая притягательную речь колдуна. Ему казалось, что, если он поверит ему, случится нечто непоправимое. Его тянуло к этим книгам, тянуло смотреть в прошлое, выискивать камни, что разрушают настоящее. Ник жил счастьем, но на это безоблачном горизонте висела маленькая тучка. И казалось, что она была там всегда.

Раздался стук в дверь и на пороге появился канцлер. Сухо глянув на Томара Бай, Богарт отрапортовал, что Сэлавелия уже заселилась в Нимфеум и вечером прибудет во дворец на устроенный в её честь званный бал.

Отбросив сомнения, Ник отдал распоряжение о планах на сегодняшний день и отправился на поиски жены, оставив Томара дремать над книгами.

* * *

В золотом с отворотами платье она кружилась перед зеркалом, чуть прикусив губу и слегка нахмурившись. Прикладывая руки к животу, девушка качала голой, всё поворачиваясь в профиль и глядя на талию, затянутую в тугой корсет.

— Ты выглядишь обворожительно, моя белая бабочка, — с теплотой заметил Ник, подходя к Селесте и целуя её голое плечо.

Она скорчила рожицу и высунула язык.

— А вот и нет, любимый мой. Беременность ещё ни одной девушке не подарила плоский живот. Каждый день я летаю по несколько часов в небе, чтобы вернуть тонус мышцам, но пройдёт ещё несколько месяцев, прежде чем удастся это сделать.

— Не переусердствуй. Иначе потеряешь молоко, — обхватив её за талию, посоветовал Ник, любуясь их отражением в зеркале.

Дева в золотом с белым платье и её мужчина в чёрном костюме с тонким обручем на голове. С одинаковой каймой вдоль платья и камзола, вдоль рукавов их одежд. Кружевные узоры на её платье крепились к корсету через ажурные цепочки, показывая тонкий излом плеч и ключицы. На фоне её нежной худобы, он казался массивным, огромным драконом, способным перевернуть мир ради улыбки любимой.

Развернув девушку к себе, Ник уставился в глубокий цвет вишнёвых глаз, пытаясь разглядеть хоть тень сомнения. Спустя десять лет брака, он любил её как в первый день, такая же любовь отражалась и в ней. В том, как она потянулась к нему, обвивая руки вокруг плеч и запуская шаловливые пальчики сначала в его волосы, чтобы поцелуй был крепче и ближе, а потом под ворот рубашки, касаясь груди, чтобы подушечками пальцев ощутить биение сердца. А потом правой рукой забравшись под пряжку ремня, чуть ослабляя её, оказываясь в самом защищённом месте.

— Что вы делаете, моя королева? — наслаждаясь движениями Селесты, спрашивает Ник, а она в ответ лукаво улыбается и открывает рот, чтобы демонстративно облизнуть губы. На её щеках проступил мягкий румянец, и он почувствовал, как изменилось дыхание, когда он коснулся губами её шеи, спускаясь чуть ниже.

Увлекая Селесту вглубь примерочной, подальше от света потолочных ламп, он забыл обо всём, что терзало его весь день. Ему хотелось только любить её, всё остальное резко стало несущественным.

И когда она вновь оказалась сверху, чуть запрокидывая голову, он мог лишь шептать её имя, наслаждаясь мёдом женского тела и души.

— Не останавливайся, быстрее, — протянула она, выдыхая так сладко, а потом застывая как струнка и протяжно дыша.

Её пик наслаждения опять совпал с его, он лишь на миг закрыл глаза, а когда открыл, закричал. В зеркале, стоящем в отдалении ему почудилась другая. Незнакомка обладала длинной чёрной гривой, а тело её напоминало тело мертвеца с трупными пятнами. Ему даже почудился могильный холод в его руках и тогда он оттолкнул девушку, в ужасе переводя взгляд на неё.

Это была всё та же Селеста, которая, подтянув платье к груди, сжалась, испуганно глядя на него. Только что рядом с ней был её возлюбленный, но теперь в его взгляде читалось отчуждение. Будто там поселился кто-то другой.

Этот другой испугал её, и хоть чуждость пропала, уступая место искреннему раскаянию, а мужчина заговорил словами извинений и острого сожаления, и она простила его, приняв за правду слова о чрезмерной загруженности королевскими делами в связи с грядущим открытием второго морского пути, оба понимали — это оправдание фальшиво. И правду Никлос не расскажет.

Никлос

Сидевшая перед ним женщина меньше всего походила на оную. И если на балу она танцевала в серебристом платье как настоящая придворная кэрра, то оставшись с ним наедине, раскрыла истинный чу́ждый облик.

— О, не смотрите на меня так, Ваше Величество. Понимаю, вы помните более женственную внешность, которой восторгались, одаривая драгоценностями и цветами. Однако нынешний облик — преддверие грядущих перемен, — медоточиво говорила Сэлавелия, потягивая морскую воду из стакана. — Скоро я полностью утрачу женские половые признаки, трансформируясь в нечто иное. Я стану такой же, как мой отец Агондарий.

— Не королевой — королём, — кивнул Ник. Ему рассказывал об этом спрут, когда обращался за помощью. Десять лет назад он просил подарить ему года до созревания наследницы.

— Мы благодарны, что Селеста помогла отцу продержаться столько лет и я спокойно прохожу через испытания зрелости, — протянула Сэла, украдкой наблюдая за рассеянностью Ника. От неё не ускользнула некоторая напряжённость в отношениях между королём и его женой.

За светской беседой, она всё никак не могла подвести разговор к сути встречи, король уклонялся от осторожных вопросов, пока, совершенно неожиданно, не спросил в лоб:

— Что вам известно о проклятии?

Она удивилась. В её мире это был фундамент истории Селесты. И хоть жаль было белокрылую наследницу Клэрии, на этом держался целый мир. До сего дня принцессе казалось, что драконы понимают и принимают свою историю.

— Верите ли вы, что его нельзя изменить или предотвратить? — настороженно спросил Никлос, прикладываясь к бутылке с вином.