— Кого привез Парис? — спросила она.

— Он называет ее женой, — ответил Эней.

— Не понимаю….

— Я все объясню, когда увижу царя с царицей, — перебил Парис.

— Вот как!

И Креуса повернулась спиной, потеряв ко мне интерес.

Я не привыкла к такому отношению. Радовало оно меня или обижало? Пожалуй, и то и другое.

По мере нашего приближения к дворцу из домов выходили новые и новые люди, привлеченные большим военным отрядом, который сопровождал нас. Все жители города были хорошо одеты и как на подбор красивы. И впрямь: богоподобные троянцы, слава о красоте которых идет по всему миру. Оказалось, это чистая правда.

Вот мы и достигли вершины холма. Перед нами открылась большая площадь. Путь занял много времени, гораздо больше, чем из Нижнего города на берегу Еврота до царского дворца в Спарте. Троя действительно поражала размерами.

Вид с вершины открывался необыкновенный: с трех сторон простирались равнины с точками деревьев, а с четвертой переливалось синевой море. Двухэтажный дворец с очень широким портиком опоясывали ярко окрашенные колонны.

На крыльцо вышел старик и приложил ладонь к глазам. Я сразу догадалась, что это Приам. Он был высокого роста и сохранил властный вид, несмотря на преклонный возраст. Туника не болталась на нем, как на скелете, а ниспадала складками, как на воине.

— Отец!

Парис протянул руки и бросился навстречу царю.

— Мой дорогой сын! Ты вернулся!

Приам обнял Париса.

Эней почтительно склонил голову перед старым царем и сказал:

— Царь, ты велел мне доставить Париса домой целым и невредимым. Я выполнил твой приказ.

— Вечером устроим пир, и вы расскажете о своей поездке! — кивнул Приам.

Оглядев нас, он спросил:

— Как, Гесионы с вами нет? Что она сказала?

— Мы не видели ее, но, судя по всему, она не хочет покидать Саламин, — ответил Парис. — Она довольна своей жизнью там, к тому же она уже старая. Какой смысл нам был похищать ее? Или ты предпочел бы видеть ее печальной здесь, чем счастливой у себя дома?

— Ее дом здесь! — громовым голосом пророкотал Приам, напомнив мне Зевса.

— Человек может поменять свой дом. Я, например, поменял пастушью хижину на царский дворец. — Парис взял меня за руку и вывел вперед. — И она тоже поменяла свой дом, приехала из Спарты в Трою.

— Что ты хочешь сказать? — сурово спросил Приам. — Кто это, Парис?

— Разве ты не знаешь, кто это?

— Я вижу ее в первый раз.

— И все же ее нельзя не узнать. Посмотри внимательно в это лицо.

Приам прищурил глаза и стал всматриваться в мое лицо. Потом отрицательно покачал головой. Раньше никто так не поступал: меня всегда узнавали.

— Отец, подойди поближе. Только одна женщина на свете выглядит так, и ты прекрасно знаешь, кто она.

— Да, — ответил Приам. — И лицо этой женщины говорит мне, что на старости лет я стал лжецом! Я никогда не лгал. Никогда!

— Что это значит? — Парис отпустил мою руку.

— Это значит, что за ней уже приезжали. Требовали вернуть. Чем только не угрожали, если я не верну царицу Спарты! Я решительно сказал посланцам Менелая, что знать ничего не знаю, что Елены здесь нет, что мой сын ее не похищал. Я отправил послов прочь. А теперь вижу: из-за тебя я стал лжецом!

— Но, отец, откуда же ты мог знать? Ты говорил правду. Что ты знал тогда, то и сказал.

— Мне следовало лучше знать характер своего сына! Тогда я мог бы предвидеть твои поступки. Но вижу, я совсем тебя не знал! Меня предупреждали, мне говорили, что ты не получил надлежащего царевичу воспитания, что тебе неведом благородный образ мыслей! Я прогнал этих людей, как клеветников, а теперь жалею!

Все время, пока они препирались, я молчала. Подумав, что мне пора принять участие в разговоре, я сделала шаг вперед, только шаг. Я понимала, что ближе подходить нельзя, так же как и сопровождать свои слова жестами: это могут воспринять как недостаток почтительности.

— Великий царь Приам! Я Елена Спартанская, это правда, как и то, что я была женой Менелая. Я приехала с Парисом по своей собственной воле, он меня не похищал. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадал кто-нибудь в Трое — довольно того, что страдают в Спарте. Часто счастье одного человека является причиной несчастья многих. Благодаря твоему сыну Парису, великий царь, я впервые в жизни узнала счастье и не в силах была отказаться от него. Но мне нестерпима мысль, что мое счастье может причинить кому-то горе.

Глаза Приама едва не вылезли из орбит.

— Как смеешь ты болтать всякий вздор, после того как всех нас подвергла опасности? Как смеешь ты своим поведением оскорблять честь нашего города?

— Отец, не говори так! — взмолился Парис. — Она моя жена!

— В каком смысле? — изумился Приам.

— Мы дали клятву друг другу в присутствии свидетелей. Боги свели нас, руководили нами, и теперь они должны нас защитить!

— Горе мне! — вскричал Приам.

— Великий царь, будь милосерден, — сказала я.

— Я-то буду милосерден! Но будут ли милосердны остальные — совет старейшин, жители Трои, наши союзники и твои соотечественники? — Приам оглянулся и указал на стражу по обе стороны от входа, на людей, собравшихся из любопытства на площади перед дворцом.

— Нужно надеяться… — начала я.

— Если бы все зависело от меня, — прервал меня Приам, — я бы принял тебя. Я готов поцеловать твою руку.

Он склонил голову — его изборожденное морщинами лицо оказалось совсем близко — и поцеловал мне руку.

— Я бы пригласил тебя во дворец и поздравил своего недавно обретенного сына с такой женой. Кто был бы не рад такой невестке? Если такая красавица поселится во дворце — это все равно что в нем поселится солнце. Но увы, она придет не одна — она приведет за собой беды и несчастья.

Он по-прежнему смотрел на меня, и я почувствовала, как смягчается его сердце. Так всегда бывало с людьми, которые смотрят на меня. До сих пор я не ценила этот дар богов, но теперь поблагодарила их.

— Гесиона не хочет возвращаться, но вместо нее приехала я. Одна царевна взамен другой!

— Не упоминай при мне о моей сестре! — резко сказал Приам, и я поняла, что сказала лишнее.

— Ведь ты не имел ничего против того, чтобы начать войну из-за Гесионы и навлечь тем самым на троянцев беды! — заговорил Парис. — Хотя Гесиона не хочет возвращаться в Трою.

— Это вопрос кровных связей, — ответил Приам.

— Что происходит, Приам? — раздался резкий голос за спиной царя.

Невысокая женщина в платье из тончайшей светлой шерсти появилась на крыльце. Голос выдавал, что лет ей немало. Наверное, это и есть Гекуба, догадалась я. С высоко поднятой головой она спустилась по ступеням и, излучая достоинство, подошла к нам.