Артур молчал, кажется, уснул.

– В лесу без этого никак, – добавил Леон. – Закрутит, заведет куда-нибудь. И все. А так еду разделили, вроде бы как породнились. Духи это уважают.

Филипп молчал. Потом вдруг протянул Леону кусочек лепешки. Чуть смятый, будто богатырь долго крутил его в ладонях, перед тем как обратиться к другу.

– Ты вот что, ты положи от меня. А то я вроде как не умею.

– Да ты сам… – начал было Леон, но, взглянув на Филиппа, замолчал. Взял лепешку. – Хорошо.

Он поднялся, осторожно, чтобы не разбудить Артура, обошел костерок. По звуку нашел ручей. Тут было светлее. От воды исходит легкий зеленоватый свет. Струящийся, какой бывает на небе холодной зимой, хотя луны и не видно.

Около камня, там, где он положил совсем недавно требу, было пусто.

Леон осторожно положил кусочек лепешки. Подумал, что стоит, наверное, что-то сказать, но не нашел слов. Молча отвернулся, сделал несколько шагов и вдруг увидел, что из ручья на него кто-то смотрит!

Леон замер.

Вскоре из воды поднялась девушка. Длинные волосы. Белая, удивительная, будто прозрачная кожа. Гибкая, будто ветка, фигура…

Она сделала шаг, другой. Поднялась из воды вся, целиком. Красивая, завораживающая в своей наготе. Протянула руку.

Леон дотронулся до ее пальцев. Холодных, но таких нежных. Подошел ближе.

Русалка провела ладонями по его лицу. Ее кожа была холодна, но в ней было столько живительной прохлады, какая бывает у родника в жаркий полдень. Ее касания были приятны, каждая клеточка тела будто ликовала под ее пальцами.

Леон и не заметил, как оказался в воде. Она обняла его нежно, ласково. Потянула вниз… Он поддался, путаясь в длинных русалкиных волосах.

Вот уже проявились в ее лице знакомые черты.

– Герда… – прошептал Леон. – Герда…

Или он только подумал так?..

– Все хорошо милый, – сказали ее глаза. – Я буду рядом.

Вокруг переливалась, пела, бурлила вода.

Гуленгейм был не самым приятным местом в Империи. И не только потому, что был населен в основном орками и родственными им народами. Этот город был построен на месте старого гигантского капища-храма и напоминал скорее большую крепость, нежели город. Тут не было улиц и домов в обычном, человеческом понимании. Весь город, большой и густонаселенный, образовывал единое невероятного размера здание. Тут под одной крышей жили, торговали, занимались ремеслами, нищенствовали, рождались и умирали тысячи существ. Самых разных, часто таких, о которых Леону даже слышать не приходилось. Полукровки. Для которых Гуленгейм был домом. Одним большим городом-домом.

Дорога в эту гигантскую рукотворную пещеру пролегала через поля, где хмурые невольники, большей частью из орков, у которых были нелады с законом, ухаживали за низенькой болезненной рожью. Земледелие среди этого народа считалось занятием позорным. Но оседлая жизнь диктовала свои законы.

Ворота в Гуленгейм были открыты. Около них уныло ковырялись в грязи какие-то оборванцы, тянули к проезжающим руки, что-то скрипели на непонятном языке.

Среди них Леон с ужасом и отвращением увидел детей. Таких же худых, чумазых, с жадными, голодными глазами. Вид этих покрытых болячками существ так поразил юношу, что он остановил коня, не зная, что делать.

Нищие тут же приблизились. Угодливо, жалко кланяясь, протянули руки. Леон расслышал исковерканное слово «господин» и «дай».

– А ну пошли прочь! – закричали от ворот.

Леон обернулся.

К ним уже спешил стражник. Человек. Второй, орк, равнодушно остался сидеть у стены.

– Убирайтесь, оборванцы! Пшли отсюда, твари!

Стражник пинком оттолкнул нищего с дороги, древком копья наподдал другому.

– Что он делает? Это же люди… – услышал Леон голос Артура.

Страж тем временем, легко раздавая затрещины и тычки, приближался к Леону.

– Пшли отсюда, валите…

Удар. Еще удар.

Оборванцы разлетелись в стороны, как кегли. Видимо, это повторялось не раз и не два.

Стражник с видимым удовольствием ударил какую-то перекошенную бабу. Она охнула, осела. И, прижимая руки к животу, отползла в сторону.

Следом за женщиной на дороге у стража оказалась девочка. Наверное, лет семи-девяти. С чумазым лицом и спутанными в колтуны волосами, она безучастно смотрела на лошадей, засунув палец в рот.

Стражник замахнулся.

И в тот же миг упал в дорожную пыль. Несколько раз перевернулся. Копье отлетело.

Нищие прыснули в сторону.

Филипп спрыгнул с коня. Наклонился над стражем.

Тот тяжело дышал, выдувая ртом кровавые пузыри.

– Ты же, гнида, человек… – прошипел Филипп. – Ты же, гнида, подданный императора!

Он взял мужика за край кирасы, прижал к земле. Леон увидел, как мнется железо.

– Ты же, падаль, служишь закону. Ты ж не орк, ты – человек! Животное! Удавлю! – зарычал Филипп, и стражник захрипел, выпученные глаза налились красным.

– Филипп, оставь!

Леон выдвинул коня вперед. Со стороны ворот к ним бежал небольшой отряд. Мелькали копья и длинные алебарды.

Позади скрипнула тетива. Артур натянул лук.

Стража сразу притормозила. Легко одетые алебардисты тут же спрятались за копейщиками, на которых были надеты короткие кирасы. Те, в свою очередь, тоже не пожелали лезть на рожон.

Вперед вышел орк. Крепкий, с торчащими из пасти клыками. Единственный, у кого был шлем и топор с широким изогнутым лезвием.

– Вы напали на солдата, – рыкнул зеленомордый. – Это нарушение закона.

– Этот солдат вел себя не так, как подобает стражу, – ответил Леон. Стараясь не упускать орка из виду, он покосился на бойницы над воротами. Будет очень дурно, если конфликт выйдет за определенные рамки и к бойницам подойдут арбалетчики.

– Он расчищал вам дорогу.

– Избивал людей.

Орк скривился, и Леон вдруг понял, что это улыбка.

– Это не люди. Это бродяги. Бездомные.

Наверное, надо было бы ухмыльнуться. Сказать, мол, а мы и не заметили. Или еще что-нибудь.

Но паладин только потому и паладин, что всегда делает то, что должен.

А еще он вспомнил паладина, что подобрал его там, в лесу, когда жуткие эльфийские твари, гнались за ним и его сестрой.

И чувствуя, как немеет кожа на лице, как становятся мокрыми ладони, Леон ответил:

– Бездомных в Империи не бывает.

И точка. Филипп отпустил стража, пошевелил плечами, поднял упавшее копье. Артур пустил лошадь шагом, уходя с дороги и выбирая верный сектор для выстрела.