— Я истреблю все существующее, что я создал, сказал Господь. Всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; все, что есть на земле, лишится жизни. Последний день будет подобен потопу. Наш город — ковчег, построенный из дерева покаяния и праведности. Он всплывет над водами последнего возмездия.

Бог не просил Ноя предупреждать мир о том, что произойдет. А когда воды схлынули, он пообещал, что никогда не будет поражать всего живущего, как в тот день. С самых тех пор каждый раз, когда Господь задумывает разрушение, Он избирает пророка, который укажет себе подобным путь к обращению. Иеремия говорил с царем Иудеи, Иона пересек Ниневию, Иезекииль был послан в Израиль, Амос бродил по пустыне.

Если я подниму меч против всех стран, народ этой земли выберет себе оплот, и этот оплот, видя, как карающий меч обрушивается на землю, затрубит в трубы и подаст сигнал тревоги. Если же кто-то, слышавший трубный глас, не остережется и карающий меч обрушится на него, застигнув его врасплох, он сам будет виновен в собственной погибели. Если же оплот, видя карающий меч, не протрубит в трубы и меч обрушится на кого-то и застигнет его врасплох, тот погибнет за собственные злодеяния, но я потребую и от оплота ответа за его смерть.

Меня не радует смерть грешников, говорит Господь Бог, а радует, когда грешник кается в собственных прегрешениях и продолжает жить. Если бы Бог хотел судить мир таким, какой он есть, Он не посылал бы туда пророков. Если бы Бог возжелал обратить всех грешников, Он вселил бы в них Святой Дух, и Ему бы не служили пророки.

Ян Матис из Харлема был призван распространять Слово Божье там, где его могут услышать. За пределами этих границ

Господь, должно быть, избрал себе других пророков: среди турок, в Новом Свете, в Китае.

За пределами этих стен, там, где смерть точит свою косу, собрались люди, которые не по рассеянности не слышат трубного гласа. Это наемники, получающие от князей деньги, отчаявшиеся люди, вынуждаемые голодом сражаться на войнах, которые их не касаются, те, которые слышали про нас лишь ложь и выдумки. Сколько из них вошло бы в ковчег, если бы узнали, что деньги отменены, что все стало общим, что единственное знание — знание Библии, а единственный закон — Закон Божий?

Если пророк Нового Иерусалима не попытается поговорить с ними, чтобы отвратить от грешной жизни, порожденной нищетой, тогда Господь предъявит ему лишь счет за их гибель.

Есть время и место начала и конца всего сущего. Итак, наше время закончилось. Господь придет, и Его пророк обратится во прах. Двери Царствия Небесного распахнуты настежь. Он исполнит свое предназначение, как было записано в Плане.

Книппердоллинг ничего не понимает. Недоверчивым взглядом он следит, как Матис идет к выходу. Он спрашивает что-то у Ротманна, но не получает ответа. На больном лице проповедника не отражается никаких чувств, дрожащие губы шевелятся, шепча молитву. Возможно, знание Библии и библейских пророков сделает его более дальновидным в отношении планов Матиса, чем мы с Гресбеком. Генрих, прислонившийся к пилястру, кажется статуей. Я вижу, каких усилий ему стоит повернуть голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Что нам теперь делать? Ян Лейденский исступленно листает Библию в поисках ответа, который может прозвучать со сцены. Кто-то запевает Dies Irae.[39]Вокруг центрального нефа возникает спонтанная процессия.

Я проталкиваюсь в направлении дверей, готовый к любому сценарию.

Слабый луч блеклого, словно смертельно больного солнца освещает его решительное выступление.

Мюнстерский пророк проходит через Людгеритор[40]в сопровождении дюжины человек, оставляя город у себя за спиной. Больше никому не разрешено следовать за ним: у каждого своя роль в Плане.

Мы теснимся на крепостной стене.

На небольшом расстоянии прекрасно виден лагерь епископа-курфюрста, затянутый лишь легкой дымкой испарений, которые поднимаются от влажной земли.

Мы видим, как они приближаются к земляному валу, насыпанному наемниками епископа. Суматоха в рядах противников, они прицеливаются из аркебуз.

Матис жестом велит своим людям остановиться. Дальше Матис идет один. Матис не вооружен.

Всеобщее замешательство. Что он собирается делать? Все затаили дыхание.

Матис поднимает руки к небу… Очень высоко… Его черные волосы намокли и свалялись под дождем…

Он за пределами огня, но достаточно одной короткой перебежки, нескольких десятков шагов.

Все замолчали, словно ветер может донести нам его слова.

Тысячи взглядов сосредоточились в одной точке. Последнее мгновение.

План.

Он по-прежнему идет вперед. Взбирается на первую стену укрепления.

Боже мой, он действительно собирается это сделать!

Только до Пасхи!

Пророк до мозга костей! И на определенный срок!

Кажется, даже что-то слышно, возможно, эхо какого-то слова, произнесенного громче остальных.

Неожиданное движение — прыжок за спиной пророка. Кто-то поднимается на вал, блеск меча. Оба падают вниз.

Отряд рыцарей выезжает из лагеря и бросается на дорогу, чтобы помешать отступлению Матиса. Люди и лошади смешались в одну кучу.

У всех в глазах застыл ужас, словно сухие листья во льду.

Ни единого крика, ни единого вздоха.

Ликующий вопль наемников епископа.

На моем плече лежит чья-то рука.

— Идем, Герт. — Это Гресбек, лицо у него мрачное, как ночь. — Что, черт возьми, происходит?

— Он действительно сделал это…

Жители Мюнстера так и остались на стене, они ждут: что-то еще вот-вот произойдет, труп восстанет и разверзнет небеса словом гнева.

— Что мы будем делать, Герт?!

Он с силой трясет меня. Я пытаюсь избавиться от чрезмерного напряжения, глупо улыбаясь:

— Этот сукин сын умудрился расстроить все наши планы…

— Главное, мы от него избавились. Но что теперь?

Пока мы бродим в поисках бургомистра, повсюду проталки-вамся сквозь толпу, затопившую главные улицы. Опустошенные, инертные призраки и сомнамбулы, у которых не осталось сил даже бояться. Они сорвали Апокалипсис, пророка больше нет. От Бога — ни единого знамения. Но это действительно Последняя Пасха с незарытыми могилами и душами покойников, бродящих в ожидании последнего суда. Кто-то видел, как ангелы унесли пророка в небо, кто-то другой — как демон уволок его в ад. Люди толпятся на улицах, на рыночной площади. У них пропало желание молиться: они уже не знают, за кого или за что стоит это делать. Постепенно повсюду образуются кучки людей, слышатся разговоры на повышенных тонах. Надо взять ситуацию под контроль, найти Книппердоллинга и Киббенброка, пока уныние не переросло в панику и отчаяние.