Мы находим второго бургомистра, сидящего на ступенях Святого Ламберта с поникшей головой.

— Где Книппердоллинг?

Смущенно:

— Он был со мной на крепостной стене, но потом я его не видел.

— Ты уверен, что в церкви его нет?

Он качает головой:

— Здесь он не проходил.

Мы спешим к соборной площади. Мне не надо даже смотреть на Гресбека: у нас одинаково отвратительные предчувствия.

Худшие из них подтвердились незадолго до наступления темноты.

Тело Яна Харлемского было катапультировано через стену в корзине. Разрезанное на куски.

Книппердоллинг словно сошел с ума. Носясь по оцепеневшему городу, он во все горло выкрикивает имя Яна Бокельсона, нового Давида.

На помосте позади собора вырисовывается незабываемый, очень четкий профиль Лейденского Сумасшедшего.

* * *

Сцена первая: сон царя Давида (КНИППЕРДОЛЛИНГ в роли МАТИСА, БОКЕЛЬСОН в роли самого себя).

МАТИС. Да, да. Ты ублюдок, Иоанн Лейденский. Сукин сын. Ублюдок и сукин сын, который станет моим преемником, возглавив воинство Господне.

БОКЕЛЬСОН. Нет, нет и нет! Я скользкий и гадкий червяк, я недостоин, недостоин!

МАТИС. Ян, мой тезка и апостол, ты знаешь, как я люблю тебя. Но моя любовь — лишь отражение высшей любви, любви Бога Отца к тебе. Ты червь, и никто другой. А я вытащил тебя из грязи борделей, чтобы заставить бороться за Мюнстер. Червь. Царственный червь, который примет на себя миссию взять мой меч и учредить Царство Святых. Через восемь дней пророк должен занять свое место рядом с Господом. А Господь выбрал тебя, чтобы ты стал вождем, который поведет нас к Новому Сиону.

БОКЕЛЬСОН (сдерживая слезы и не видя ничего вокруг себя или, возможно, видя все слишком отчетливо. Гораздо более отчетливо, чем я и Гресбек). Выйди вперед, Берндт.

Интермедия (Книппердоллинг в собственном костюме неуклюже выходит вперед с мечом Правосудия в руках).

КНИППЕРДОЛЛИНГ: Это правда. Восемь дней назад Иоанн Лейденский сказал мне, что во сне к нему явился Матис и заручился его согласием довести План до логического конца.

Сцена вторая: выполнение Плана (Бокельсон в роли Бога и Давида, Книппердоллинг в роли самого себя).

БОГ. Женщины и мужчины Мюнстера, смотрите на этого жалкого человечка. Смотрите на Давида. Женщины и мужчины Нового Иерусалима: Царствие Небесное ваше! С Божьей помощью я победил! Вы получите все, что вам было обещано! Вы хозяева Царства. Бегите на стены и смейтесь в лицо врагам, выплесните свою радость в их звериные рыла! Они не в силах ничего изменить — Матис показал это! Он хотел сказать вам, что безбожники-жополизы могут даже разрезать его на куски, размером с козюльку из носа, но не помешают исполнению Плана его! А мой план в том, чтобы победить! Победить! Пращу! Пращу Давиду!

(Книппердоллинг спешит передать Бокельсону пращу из тех, что крестьяне используют, защищая урожай от ворон.)

ДАВИД. Граждане Нового Иерусалима, я тот человек, который пришел от имени Бога Отца — новый Давид, ублюдок, сводный брат Христа, избранник Божий! Восславьте Бога Отца, возжелавшего избрать придурка, развратника и сделать Его апостолом, Его полководцем! И устами архангела Михаила Он возвестил о его бремени. Да, о бремени выполнения Плана. Ян Матис не умер! Матис Великий оплодотворил меня Словом Божьим и живет во мне, живет во всех вас, потому что нам предначертано дойти до конца! Мы воинство Божье, мы лучшие, избранные, святые, те, кто унаследовал землю и может делать с ней все, что пожелает. Наши возможности безграничны: с миром покончено, он у наших ног! (Он переводит дыхание, взгляд его голубых глаз витает над толпой, которая выросла настолько, что заполнила всю площадь.) Братья и сестры, Эдем наш!

КНИППЕРДОЛЛИНГ (рядом с ним). Да здравствует Сион!

Ответ подобен сбивающему с ног удару, опьянению, выстрелу, пощечине, ведру ледяной воды — он лишает меня чувств. Это восторженный, во всю глотку, вопль тысяч людей, уничтожающий отчаяние, уныние, осознание того, что мы последовали за безумцем, который теперь лежит разрезанный на куски в корзине. В таком случае лучше верить до конца, лучше жить в грезах, чем очнуться от коллективного сумасшествия. Я читаю в их глазах, по их взволнованным лицам: пусть будет паяц-сводник, да, да, сын Матиса, пусть будет он, но верните наш Апокалипсис, верните нашу веру. Верните нам Бога!

Пошатываясь, потеряв дар речи, я вижу, как Бокельсона поднимает лес рук и триумфально обносит вокруг площади. Он смеется и посылает всем воздушные поцелуи, чувственные, вызывающие, возможно, у него останется один и для товарища, который не раз вытаскивал его из дерьма и постоянно был рядом с ним. Или, возможно, все это для Святого Развратника больше не имеет значения. Больше никогда он не выйдет из этой роли в лучшем спектакле за всю свою жизнь. Ян, наконец-то тебе удалось подобрать целый мир, как театральный костюм, чтобы приспособить его под свой актерский репертуар. Или, наоборот, твои персонажи сошли со сцены прямо в сердца этих людей, прямо в события этого мира.

Отныне ты Моисей, Иоанн, Илия и всякий, кем тебе заблагорассудится стать. Теперь ты останешься таким навсегда: у тебя нет ни малейшейшего намерения повернуть события вспять. Об этом говорит и твоя улыбка, да и то, что у тебя нет никаких причин так поступать.

Общий финал. Толпа запрудила улицы города, она несет нового мюнстерского пророка к Цитадели, чтобы люди епископа увидели, что дух народа Сиона остался на прежней высоте и что теперь у него — новый предводитель. Но крик ужаса и отвращения останавливает ее триумфальное шествие. Женщина, открывшая ворота, показывает на одну из гигантских створок.

Стрела пришпилила к дереву что-то похожее на окровавленный мешочек. Черный юмор приближенных епископа: должно быть, они воспользовались отсутствием стражи, чтобы подойти к крепостной стене, а потом удрали.

Толпа расступается, и Ян Лейденский решительно выходит вперед, вытаскивает стрелу и глазом не моргнув берет мошонку Яна Матиса и сжимает ее в руке, кивая своим ангелам. Он возвышает голос, выставляя яйца пророка на всеобщее обозрение, чтобы каждый насладился этим зрелищем.

БОКЕЛЬСОН. Да. Хотя я оставил в Лейдене законную жену, чтобы последовать за Великим Матисом, он велит мне стать мужем и его жене. Я должен жениться на вдове пророка, чтобы мои яйца легли на место его яиц. (Он засовывает окровавленный сгусток в карман и объявляет:) Приведите Дивару! Жену, предназначенную мне судьбой.

Аплодисменты.

Конец.

Мюнстер, Пасха,

ангельский понедельник 1534 года

— Не называй меня сумасшедшим!

Его кулак неожиданно встречается с моей скулой — я падаю на пол.