В тот миг всё было ясно — кармическая ошибка подделки собственной смерти, вероятность, что перед людьми, которых он помогает подставлять, маячат глубокие возможности, включая реальную смерть, а яснее всего — как он скучает по Наде и Аметист, больше, отчаянно больше, нежели когда-либо рассчитывал скучать. Без всяких ресурсов, сочувствия или поддержки Дику ни с того ни с сего и чересчур поздно захотелось вернуть себе прежнюю жизнь.

— И примерно тогда-то ты меня попросил к ним присмотреться?

— Ну, вот в таком вот я был отчаянии.

— Это здесь, так?

Док съехал на обочину у выезда от дома «Досок».

— Вот ещё что.

— Ой-ёй.

— Первоначальное приглашение на работу от «Бдящей Калифорнии» — кто на тебя тогда вышел?

Дик посмотрел на Дока так, будто впервые его видел.

— Когда я начал шпионить, мне всё непонятно было, почему люди задают те вопросы, которые задают. Потом я стал замечать, насколько часто они уже знают ответ, но просто хотят услышать его чужим голосом, словно бы снаружи своей головы.

— Ладно, — сказал Док.

— Поговори-ка лучше с Шастой Фей, наверно.

* * *

Возвращаясь по прибрежной дороге, Док сумел взвинтить себя до полномасштабного прихода паранойи насчёт Шасты и того, как она, должно быть, использовала — всё то время, что они с Доком были вместе, может, и сразу же как познакомились, — преданного ей торчка, а сама при всяком удобном случае выскальзывала в погожие ночи с ветерком и отправлялась туда, где приглядывали за её нарядом, чтоб ей не приходилось прятать его дома от Дока… просто немного побыть в братстве торчков, оторваться ненадолго от безнадёжного стукачества кредиторского класса, из которого она уже планировала свалить, и тому подобное. Почти вся дорога до Гордиты ушла у него на то, чтобы припомнить: он снова ведёт себя как мудак. Добравшись до себя и переконфигурировав причёску в нечто хотя бы наполовину оттяжное, затем отправившись по эспланаде в Эль-Порто, когда пала ночь и прибой стал невидим, Док вернулся к собственному поумневшему я: оптимизма недобор, снова готов вестись, как простофиля. Нормально.

Сёрферская лавка внизу закрылась рано, однако у Святого в окнах горел свет, и Доку пришлось постучать всего пару-тройку раз — Шаста открыла дверь и даже улыбнулась ему, прежде чем сказать: привет, заходи давай. Она стояла с голыми ногами, в какой-то мексиканской рубашке, бледно-пурпурной с некой оранжевой вышивкой, волосы замотаны в полотенце, а сама пахнет, как только что из душа. Док знал, что влюбился в неё тогда ещё не просто так, была причина, только он всё время её забывал, а теперь вот, раз полувспомнил, пришлось мысленно схватить себя за голову и провести быструю встряску мозгов, пока не доверится себе довольно, чтобы ляпнуть что-нибудь.

Шаста познакомила его со своей собакой Милдред и не торопясь погремела чем-то в кухне. Почти всю стену у себя в гостиной Сбренд завесил увеличенной фотографией гигантской чудовищной волны в Макахе прошлой зимой, и в ней угнездился крохотный, но сразу узнаваемый Грег Нолл — словно стойкий верующий в руце Божьей.

Шаста вышла с шестериком «Курза» из холодильника.

— Знаешь, Мики вернулся, — сказала она.

— Ходят слухи, ну.

— Ой да нет, домой вернулся, к Слоун и детям, так и что с того? C’est la vie.

— Que sera sera[81].

— Ты понял.

— Видела его?

— А насколько это вероятно? От меня нынче одна неловкость.

— Ещё бы, но, может, раз ты что-то сделала с причёской…

— Ебучка. — Она дотянулась, распустила полотенце и бросила в него, тряхнула волосами — Док не хотел бы сказать так уж и свирепо, но посмотрела она на него так, как он помнил — или думал, что помнит. — А так?

Он склонил голову, словно она задала серьёзный вопрос.

— Темнее прежнего.

— Вернулась к жизни грязной блондинки. Мики нравилось, чтоб они были почти платиновыми, башлял, бывало, за того колориста на Родео-драйв? — и Док за гранью всяческих сомнений понял, что она с Пенни встречалась в той же парикмахерской, где, как минимум, одной темой разговоров был он, и, само собой: — Поговаривают, ты залип на цыпах Мэнсона?

— Д… ну, «залип», наверно, зависит от того, что ты… Ты уверена, что этого хочешь?

Она расстегнула на себе рубашку и теперь, глядя ему прямо в глаза, принялась неторопливо поглаживать себе соски. Милдред подняла башку с мимолётным интересом, затем, медленно ею покачивая, слезла с кушетки и покинула комнату.

— Покорные ебливые сикушки с промытыми мозгами, — продолжала Шаста, — которые делают в точности то, чего ты от них хочешь, не успеешь даже сообразить, чего именно. Даже вслух не надо ничего произносить, они всё понимают через СЧВ. Такие цыпы, Док, тебе по душе, вот в этом весь ты и есть.

— Эгей. Так это ты у меня журналы воровала?

Она выскользнула из юбки и опустилась на колени, и медленно подползла к Доку, сидевшему с нетронутой банкой пива и стояком и, не подымаясь с колен, аккуратно сняла с него сандалии, и каждую босую ногу оделила мягким поцелуем.

— Так, — прошептала она, — что теперь бы сделал Чарли?

Вероятно, совсем не то, что сделал бы Док, а именно — отыскал в кармане рубашки полкосяка и поджёг. Что он и сделал.

— Хочешь такого? — Она подняла голову, и он подержал косяк у её губ, пока она затягивалась. Покурили в тишине, пока Доку не пришлось сунуть остаток в маленькую защепку, что у него была всегда при себе. — Послушай, мне жаль насчёт Мики, но…

— Мики. — Она посмотрела на Дока долго и качественно. — Мики вас, свингующих бомжей с пляжа, мог бы кое-чему научить. Он просто был такой мощный. Иногда при нём чуть ли не невидимкой становилась. Быстрый, грубый, заботливым любовником такого не назовёшь, вообще говоря — животное, но Слоун в нём такое обожала, и Лус тоже — сразу видно было, мы все обожали. До того приятно вот так вот становиться иногда невидимкой…

— Ага, а мужики обожают слушать такую херь.

— … водил меня на обед в Беверли-Хиллз, одной лапой мне всё голое плечо обхватил, вслепую вёл прочь с тех ярких улиц куда-то, где темно и прохладно, а едой вообще не пахнет, только пойлом — все там пили, все столики полны, а зал мог быть каких угодно размеров, и Мики там все знали, хотели, ну некоторые, быть Мики… Как на поводке меня туда привёл. Наряжал меня всё время в такие микро-мини-платьица, а под них надевать ничего не давал — просто предлагал меня всем, кто захочет пялиться. Или мацать. Или своим друзьям меня сдавал. И мне приходилось делать всё, чего б ни захотели…

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Ох, прости меня, Док, ты расстраиваешься, хочешь, я больше не буду? — Теперь она уже обмякла у него на коленях, руки завела под себя и теребила себе пизду, а задница неотразимо выставляла — её намерения, даже для Дока довольно ясно. — Если б моя подруга сбежала и стала блядью на продажу у какого-то мерзавца-застройщика? Я б так сердилась, что даже не знаю, что бы сделала. Ну, нет, я даже тут вру, я знаю, что б я сделала. Если б вероломная сучка оказалась у меня вот так вот на коленях… — Ничего больше сказать она не успела. Доку удалось вставить не более полудюжины искренних шлепков, как её деловые ручки заставили обоих кончить по всей комнате. — Ебучка! — заорала она — не, догадался Док, на него — сволочь ты…