напугал меня, притворившись спящим. Как давно это было, словно в прошлой жизни. Горько улыбнулась и заглянула на кухню, из которой как раз послышалась ругань.

— О, Матвеева! Ты как раз вовремя. — Егор возился у плиты, наливая в чашку кипяток, и едва удостоил меня коротким кивком. Словно пустое место, честное слово. Если он вызвал меня к себе для демонстрации пренебрежения, то он нарывается. Я и так на взводе. Хотя… он видимо тоже. Это заметно по тому, как громко зазвенела чашка о мраморную столешню, как плотно он обхватил её пальцами поднося к губам.        

— Приготовишь кофе? А то у меня хрен знает что получается. Ну?!.. — всё-таки взглянул на меня, пытливо сощурившись, —  не смотри на меня такими глазами. Я ведь не прошу станцевать на столе, хотя ты и так не умеешь.

Я пыталась не заострять внимание на полностью расстегнутой рубашке и мелькавших перед глазами кубиках пресса.

— Или тебе взападло?

— Взападло, — швырнула в него папку с документами, от которой он ловко увернулся, но разлил на столешню кипяток.

— Лида, мать твою! Ты что творишь? — взбеленился, отставив чашку.

Я с вызовом выдержала обжигающий взгляд, даже не дернувшись, когда он, подлетев, схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул. Меня уже было не остановить. 

— Это ты что творишь, Егор? — попыталась сбросить тяжелые руки, но они стальными шурупами ввинтились в кожу. — Сколько это будет продолжаться? Может, мне ещё тебе презервативов купить  или усыпать постель лепестками роз?

— Я тебе не доверяю, — не отрывая от меня глаз, Егор болезненно сжал ладони, не позволяя вырваться. Чертов аромат его парфюма вмиг заполнил легкие, затуманив мозг. Ненавижу-у-у… — И буду испытывать на прочность столько, сколько захочу.

— Не доверяй! Я разве прошу о доверии? Хочешь наказать – так накажи и дело с концом. Хочешь трахнуть – трахни, но не играй на нервах подобными поручениями. — Перевела дыхание. Не думала, что будет так тяжело противиться чертовому магнетизму. — Противно видеть меня, слышать – так уволь!

Голос сел от спазмированных попыток не разрыдаться. Хренушки.

— Следи за своим языком, — Егор оттеснил меня к столу, вжав спиной в столешню, и навалился всем весом мощного тела, лишая не только способности связно мыслить, но и дышать. — Мне и без тебя мозг прилично вынесли.

— А если не буду следить, а? Что тогда сделаешь? Давай, не таись, скажи уже правду, зачем ты держишь меня возле себя? Назначь уже цену и я её выплачу. Как будем рассчитываться? Натурой или…

Егор прервал меня, рассмеявшись. Вот так, просто, не наигранно. Так захотелось сбежать, скрыться от влекущих и одновременно насмешливых глаз.

— Тебе смешно? Смешно? А я серьёзно, Егор! — ожесточенно принялась молотить его в плечо, будучи не в силах продолжать то, во что он меня втянул. 

— Надо же? Я тоже серьёзно, — перехватил мою руку и шумно выдохнув, рывком развернул к себе спиной. — Я до сих пор восхищаюсь твоей серьёзностью. С какой самоотдачей ты относилась к делу. Как умело заглядывала в глаза, изображая симпатию.

Пока говорил, его рука уверенно задрала юбку и ощутимо сжала ягодицу, после чего по телу пробежала предательская дрожь зарождающегося желания.

С каждым скольжением горячей ладони между бедер язык переставал слушаться команды мозга, заставляя жаться похотливой кошкой, прогибаясь в спине. Разве можно противиться желанию, когда перекрывает дыхание от одного только прикосновения?  Можно не дышать, не помнить себя. Но оставаться равнодушной – нереально. Егор чуть отстранился, но руки не убрал, так и продолжал путешествовать по телу, вызывая толпы мурашек.

— Признайся, как долго ты репетировала этот номер, стоя перед зеркалом? — прошептал над ухом, зафиксировав мой подбородок пальцами. Я не смогла пошевелиться, даже если бы сильно захотела.

— Отпусти! — зарычала, обессилено дернувшись. — Я не буду с тобой говорить. Ты только то и делаешь, что обвиняешь меня в предательстве. А сам, Егор? Если я хорошая актриса, то кто тогда ты? Тогда в гостинице ты тоже играл?

Хватка на миг ослабла. Но всего лишь на короткий миг. Егор хрипло задышал, опаляя висок жаром и вжал в себя, напрягшись со мной одновременно.

— Ты посмотри как запела? Сама виновата, а ещё предъявы застегивает. Сколько раз я давал тебе шанс всё рассказать? М? Да кто ты такая, чтобы являться ко мне с подобной х**ней? Как не отвернусь - постоянно в какой-то заднице, постоянно с невинным выражением лица. Ещё и обижаешься? Да  чтобы я начал доверять тебе… — задохнулся, прервавшись, и я услышала, как громко билось его сердце, сливаясь с моими ударами. — Что мне узнавать о тебе? Я и так сыт по горло.

Распахнул объятья и я выпала из них, упёршись руками о столешню. В ушах стоял невероятный шум. Легкие разрывались от хлынувшего в них потока воздуха. Сердце сжималось в тиски. По щеке скатилась слеза.

— Я не уйду, пока ты не скажешь, чего добиваешься. Я хочу знать, как избавиться от твоей ненависти и навсегда уйти из твоей жизни. 

Егор резко развернул меня к себе. Я внутренне сжалась от его сумасшедшей энергетики, которая всегда воспламеняла несмотря ни на что. 

—  Ты меня совсем не видишь? — зажал мое лицо в ладонях и осторожно стер со щеки  влажную дорожку. — Думаешь, одной тебе хреново? Думаешь, я не сгораю? Хочешь узнать цену собственного предательства? — прошептал, осторожно касаясь губами виска. Щеки. Губ. Эти губы такие жадные, такие желанные, как во сне. На этот раз реальные. Жесткие, требовательные и одновременно невесомые.

Это как раскаленными щипцами по кровоточащей ране. Его глаза… Они как омут, затягивали в себя, заставляя забыть обо всем. Они смотрели долго. Пристально. Обволакивающе. А сердце уже давно рвалось ему навстречу.

— Хочу, — выдохнула в приоткрытые губы и тихо вскрикнула, почувствовав, как сильные руки тут же усадили меня на стол. — Давай покончим с этим раз и навсегда.

— Тогда не жди от меня железной выдержки и благородных порывов. Ты станешь на месяц той, кем планировала стать для Тимура изначально.   

Обреченно прикрыла глаза, судорожно сглотнув. Егор выругался, рванув на блузке пуговицы. Хорошо. Пускай будет так. Всего лишь месяц – и я стану свободной, смогу начать новую жизнь, как и мечтала до этого.     

— Давай, Лида, скажи, что я скотина, мразь. Потребуй, чтобы убрал руки.