Чтобы родиться, надо сражаться. Ученый с улыбкой прижал к губам большой палец и ощутил земляной запах грунта.

В Чески-Крумлове весна наступает на несколько недель раньше, чем в Праге, подумал он, вспоминая долгие одинокие прогулки, которые совершал, будучи мальчишкой. Братья-иезуиты часто посылали его собирать грибы и ягоды в горах, и он, стоя на краю леса, бывало, смотрел вниз – на город, на извивающуюся по долине Влтаву… Видел рынок на Широкой улице, телеги и повозки с солью, свиней и домашних птиц, согнанных во временные загоны… Улицу обычно наводняли жестикулирующие продавцы и торгующиеся покупатели, и весь этот поток растекался по переулкам и тавернам и выплескивался на главную площадь, через которую тек постоянный ручеек горожан, наполнявших ведра из городского колодца.

Мысли Хорчицкого ушли в сторону. Почему уже несколько месяцев ничего не слышно от Маркеты?

Раздумья его прервало похожее на собачье рычание, за которым последовал сочный причмокивающий звук. Королевские верблюды выражали недовольство. В зоопарке, устроенном в пределах ботанического сада, пришло время кормежки. Через какое-то время рев львов и леопардов заглушил верблюжьи крики. Краем глаза Якоб заметил, как олениха настороженно подняла голову, прислушалась и крадучись повела оленят назад в траву, под защиту деревьев.

– Они прекрасны, не правда ли? – произнес чей-то голос.

Хорчицкий повернулся. Рядом с ним под гранатовым деревом стоял сам король.

Якоб склонился в низком поклоне.

– Да, ваше величество.

Рудольф II кивнул в сторону оленьего семейства.

– Видите, она не убегает, а просто исчезает в лесу. Какая грация! Жаль, что я так не могу.

– Ваше величество?

Император повернулся и погладил низкую ветку гранатового дерева. Оно лишь недавно освободилось из зимних одежд, но на нем уже появились маленькие нежно-зеленые почки.

– Я недавно получил известие о трагедии, произошедшей четыре месяца назад в Чески-Крумлове. Вы ведь из этого города, не так ли, доктор Хорчицкий?

– Да, – ответил Якоб, не сводя глаз с короля. – Ради Бога, ваше величество, расскажите мне, что там случилось.

Рудольф заколебался.

– Похоже, некая девушка выпала из окна Рожмберкского замка и разбилась насмерть. Из окна палат моего сына. Новость дошла до меня только сейчас, спустя месяцы после сего злополучного случая. Мои министры, когда появились первые слухи, молчали – не хотели меня гневить. А мой сын теперь, как говорят, день и ночь плачет по умершей девушке. И мало того, мой брат Матьяш растрепал эту новость по всей Европе, надеясь завоевать поддержку в своем посягательстве на трон.

– Ваше величество! – Якоб затаил дыхание. – Молю, скажите, кто была эта девушка…

Король пожевал губами.

– Она помогала своему отцу при кровопускании. Мингониус привлек его к работе уже там, в Чески-Крумлове. Какого дьявола девица оказалась одна в покоях моего безумного сына?! Не представляю. Я приказал вызвать доктора Мингониуса ко двору, как только тот вернется из Польши в сопровождении Яна Есениуса. Судя по всему, это произошло в день последнего кровопускания или на следующий. Мингониус уже отбыл в Прагу. А девица была одна с моим сыном, и он изнасиловал ее. Она упала из окна замка и разбилась насмерть.

Ботаник почувствовал, как отхлынула кровь от его лица, и переступил с ноги на ногу, чтобы не потерять сознания, усилием воли заставив себя дышать.

Воспользовавшись первой же возможностью вежливо удалиться, Якоб побежал к себе и написал Аннабелле, спрашивая, правда ли, что Маркета разбилась насмерть, и как вообще случилось, что ее оставили с доном Юлием одну, без охраны. Потом он поспешил в замок и, уплатив огромные деньги, нанял конного посыльного, которого и отправил спешно в Чески-Крумлов.

Ответ, нацарапанный свекольным соком на том же пергаменте, что и его письмо, пришел через несколько дней и уместился в одно слово на латыни:

VIVIT.

Жива…

* * *

Томас Мингониус появился при дворе, облаченный в меховую накидку и с посохом слоновой кости. Он не успел даже умыться после долгой, утомительной дороги домой, как нагрянули королевские стражники – ему надлежало незамедлительно прибыть к королю Рудольфу.

Направляясь к королю, доктор бросил взгляд вверх, на сводчатый потолок грандиозного зала Владислава. Наступал момент, которого он ждал и боялся вот уже несколько недель.

Сообщение правителя об убийстве доном Юлием богемской банщицы врач выслушал с притворным удивлением.

– Ваше величество! Я потрясен сверх всякой меры. Когда я покидал принца, он был послушен как ягненок, что засвидетельствовано и записано посланными вами министрами. Тогда и только тогда я позволил себе вернуться в Прагу.

Король сжал губы, и Мингониус увидел, как ходят желваки у него на скулах.

– Мой сын, как сказали стражники, ударил девушку ножом и выбросил ее из окна. По их словам – и они в этом клянутся – она сказала, что навещает его по вашему приказу.

Томас ахнул и изо всех сил постарался как можно правдоподобнее изобразить удивление.

– Она солгала! Неужели я подверг бы такой опасности невинную девушку?

Император впился взглядом в его лицо, ища на нем указание на измену, но обнаружил лишь то, что и хотел показать доктор – смятение и тревогу, вызванные ужасной новостью.

Нет, смешно и нелепо было думать, что уважаемый медик дал бы девице добро на полуночный, да еще без сопровождения, визит к больному. К тому же стражники сами подтвердили, что доктор в тот момент уже отбыл в Прагу.

Винить было некого, кроме самой девицы. Но случившееся дало неожиданно сильный повод младшему брату короля, Матьяшу, подстрекать недовольных к новым волнениям.

– Нет, доктор, я не могу возложить вину на вас, – сказал его величество. – Ведь вы уже были на пути сюда. Стражников высекли за невнимательность. Но откуда мой сын знал эту девушку? И почему стражники поверили ей, если только она не была довольно хорошо знакома с доном Юлием?

Доктор Мингониус молился о том, чтобы король не задал этот вопрос, но на всякий случай как мог подготовился к нему.

– Она была той самой девицей, что привлекала своей кровью пиявок. И, простите меня, государь, но она оказала нам большую помощь, – стал рассказывать он. – Дон Юлий принимал ее за деву из Книги Чудес. Только в ее присутствии он позволял отворять ему кровь.

Король Рудольф ошеломленно воззрился на эскулапа.

– Он верил, что она – иллюстрация из книги?

– Что она – истинный ангел, государь. И дон Юлий искренне полагал, что любит ее.

Император перевел взгляд на сады за окном.

– Почему меня не известили об этой странной девице? Кто она?