– Мы и молились, – заметила Тельма. – Во всяком случае, бьюсь об заклад, что Хэл сам молился потихоньку, когда поблизости никого не было. Ну я-то как раз не желала старику смерти, потому что я не была бедной, как все остальные в Коуве. Однако, когда док получил наследство, я громко ликовала вместе с другими горожанами.

– Если не ошибаюсь, вы живете в городе с сороковых годов? – уточнил Дэвид.

– Да, я приехала сюда еще в тысяча девятьсот сорок пятом, с моим мужем Бобби Неттро. Наши дети тогда уже выросли, и нам стало неуютно в большом старом доме в Детройте. Мы как-то заехали. в Коув и решили, что это место как раз нам подходит. – Она вздохнула полной грудью, так что воздух, проходя между ее вставными зубами, породил свистящий звук. – Бедняжка Бобби, он скончался в пятьдесят шестом, как раз вскоре после того, как Эйзенхауэра переизбрали на второй срок. Знаете ли, он умер от пневмонии. Но он оставил меня состоятельной женщиной, доложу я вам, очень состоятельной. В конце шестидесятых я взяла к себе Марту, мы стали жить вместе и прекрасно управляемся. Она работала школьной учительницей в Портленде, но ей это не нравилось – знаете, всякие хиппи, наркотики, свободная любовь и все такое. А поскольку я знавала ее маму, когда та была жива, то знала и Марту. Мы всегда поддерживали связь. Но знаете, Квинлан, я не оправдала надежд ее матери – все еще не могу найти Марте мужа, а ведь я ей обещала, что найду. Видит Бог, я потратила на поиски больше лет, чем у меня во рту зубов.

– У тебя совсем нет зубов, Тельма! – уточнила Марта. – Почему бы вам просто не сжевать эту прекрасную помаду и не переключиться на баклажаны с пармезаном?

– Что ж, я привыкла иметь полный рот зубов. Знаете, что я вам скажу, Квинлан! Похоже, все без толку – как бы она ни возбуждалась и как бы ни выпячивала напоказ свой бюст перед старыми греховодниками. Возьмем, к примеру, беднягу Эда... Марта закатила глаза и выплыла из комнаты. Квинлан попытался вернуть разговор в нужное русло.

– А все-таки, Тельма, не могли бы вы рассказать о своих детях?

– У меня было два мальчика. Одного убили на войне – на мировой войне, не в Корее или во Вьетнаме. Другой – другой живет в Массачусетсе. Сейчас он на пенсии, у него уже выросли внуки, и у них тоже есть дети... Это превращает меня в такую древнюю старуху, что просто невыносимо об этом думать.

Салли поднялась, улыбаясь, и подошла к Тельме, чтобы поцеловать ее мягкую морщинистую щеку.

– Сейчас, Тельма, я собираюсь навестить Амабель, но мы с Джеймсом остановимся в вашем номере в башне.

– А, так ты все еще пользуешься, его услугами? Бедный мальчик, у него нет ни единого шанса. В первый же раз, когда я увидела вас вместе, то сразу поняла, что ты в два счета заставишь его снять штаны.

– Тельма, съешь-ка лучше кусочек нью-джерсийского сырного кекса!

Нахмурившись, Тельма повернулась к Марте, которая как раз возвращалась в комнату с очередным подносом кексов.

– Какая ты грубая, Марта, какая грубая! Могу поспорить, ты – фригидная женщина, и Эду каждый раз, когда он хочет добиться от тебя милостей, приходится выпрашивать их на коленях.

– Увидимся позже, – попрощалась Салли, усмехнувшись Джеймсу, Дэвиду и двоим опешившим от удивления специальным агентам из Портленда.

– Я скоро к тебе присоединюсь, Салли, – крикнул ей вслед Квинлан.

Когда Салли выходила из парадной двери гостиницы Тельмы, он уже продолжал расспрашивать хозяйку.

День был замечательный – теплый ветерок, который касался лица так легко, словно крылья бабочки, доносил соленый запах океана.

Салли вздохнула полной грудью. Перед магазином «Лучшее в мире мороженое» стояла Шерри Ворхиз. Салли помахала ей рукой, и та махнула в ответ. Потом из магазина вышла Хелен Китон – та самая, чья бабушка изобрела рецепт мороженого. Остановившись рядом с Шерри, она посмотрела на Салли и тоже приветственно помахала рукой. Милейшие женщины. Определенно они не могут иметь ни малейшего отношения к убийствам или исчезновению людей.

– Сорт, которым мы торгуем на этой неделе, – ореховый крем с бананом, – окликнула ее Хелен. – Обязательно зайдите с мистером Квинланом и попробуйте! Это не совсем то, что готовила моя бабушка, но мне нравится придумывать новые сорта. Ральф любит бананово-ореховое, он говорит, оно такое вкусное, что обязательно должно быть вредным.

Салли вспомнила, что Ральф Китон – хозяин похоронного бюро. Она увидела и Ханкера Доусона, ветерана второй мировой войны, который всегда носил свои две медали на кармашке байковых рубашек. Доусон подтянул мешковатые брюки и крикнул с другой стороны улицы:

– А вы знаменитость, Салли Брэйнерд! Пока вы не уехали, мы и не разобрались, что вы сумасшедшая. А теперь оказалось, что вы даже и не сумасшедшая. Я думаю, репортеры здорово разозлились, что вы не чокнутая. Помешанных да злодеев они любят гораздо больше, чем невинных или жертв.

– Ага, точно, – вступил Пурн Дэвис. – Газетчикам страсть как хотелось, чтобы вы были полным психом и кидались на людей. Им было явно неприятно сообщать, что вы оказались нормальной. Зато потом они накинулись на вашего папашу.

– Я рада, что они в конце концов занялись этим, – откликнулась Салли.

– За своего папашу можете не волноваться, Салли, – крикнул Гас Эйснер. – Его физиономию показывают чаще, чем президента. Они его схватят.

– Да, – присоединился Ханкер Доусон, – как только репортеры как следует запустят в него свои когти, они позабудут про все остальное. Они всегда так делают. Для них это теперь главный материал дня.

– Я очень на это надеюсь, – крикнула в ответ Салли.

– Ханкер Доусон, оттягивая пальцами подтяжки, равнодушно, просто констатируя факт, прокричал:

– Моя жена, Арлен, всегда раскачивалась в своем кресле-качалке. Она годами качалась, пока не померла.

Пурн Дэвис крикнул, поясняя:

– Ханкер имеет в виду, что она была малость не в своем уме.

– Такие вещи случаются, – сказала Салли, но, вероятно, недостаточно громко, чтобы они ее услышали.

Четверо стариков прервали игру в карты и все уставились на нее. Даже уже отвернувшись, она знала, что они смотрят ей вслед, пока она шла по этому прекрасному деревянному тротуару к коттеджу Амабель. Она заметила жену Гаса, Бельму Эйснер, и помахала ей рукой. Бельма ее не заметила – опустив голову, она шла в направлении универмага Пурна Дэвиса.

Коттедж Амабель выглядел свежим, как сама весна. На недавно высаженной клумбе красовались лиловые ирисы, желтые крокусы, белые пионы и оранжевые маки – все это было безупречно расположено и имело на редкость ухоженный вид. Оглядевшись по сторонам, Салли заметила цветочные ящики и маленькие садики, полные свежих цветов. Кругом множество и множество оранжевых маков и желтых нарциссов. Какой все же прекрасный городок! Похоже, горожане гордятся тем, как выглядят их дома и садики. Все тротуары чисто подметены. Интересно, нет ли у Коува викторианского побратима в Англии?