— Что итребовалось доказать! Что ж ты, Алиса, та­кую кучу героина — ив электричке!

У Алисы дрожали губы; ее не смутило, что милицио­неры знают ее по имени, она понимала только, что сейчас ей наденут наручники и она не сможет вернуться к Кирш. Алиса попятилась, озираясь по сторонам, будто на этой серой пустынной даже средь бела дня станции может от­куда ни возьмись появиться космический корабль, способ­ный спасти ее. Но вместо космического корабля рядом громоздилась лишь куча металлолома,

— Некуда бежать, мадам, лет на семь казенные апар­таменты вам обеспечены! — съязвил второй — лысый — оперативник и попытался схватить Алису за руку.

Она отскочила в сторону и, чувствуя, как бешено бьет­ся сердце, выхватила из кучи металлического хлама кусок арматуры.

— Да ты у меня за такое, подружка, еще раком вста­нешь! — Лысый опер сплюнул в сторону и ловко ухватил Алису за шиворот. В следующую секунду он уже лежал на земле, и двое — Алиса и другой оперативник, — опешив, смотрели на то, как медленно краснеет возле его лысой головы грязный снег.

… В милицейской машине Алиса видела только одну точку — пересечение двух царапин возле крошечного окна. Она перерождалась, а может, умирала, если умирание — это когда замерзают внутри все чувства и мысли, когда испуганно прячется на недосягаемую глубину память и страх парализует настолько, что уже ничего, кроме него, страха, не можешь ощущать… Сколько жизней прожила Алиса этой зимой, думала она о себе безразлично в тре­тьем лице: вот только недавно простилась с той Алисой, что жила в Питере, собиралась замуж и хотела создать такой психологический метод, который мог если не осча­стливить человечество, то хотя бы раскрасить мир крас­ками для самых отчаявшихся его представителей… С той Алисой простилась, глядя на заснеженное поле в малень­ком окошке деревенского домика. А сейчас, глядя в ма­ленькое зарешеченное окошко милицейской машины, она прощалась с той Алисой, которая едва успела начать дру­гую жизнь — ту самую, которую хотела разделить с Кирш.

Она больше не та, какой ее помнит Питер, и не та, ко­торая вкусила «неправильную любовь», теперь она — пре­ступница, и это — возмездие за то, что она сошла со своей орбиты. Теперь она не имеет права выбирать жизнь для себя, теперь обстоятельства выбирают се, засасывают ее, а жизни больше нет.

И как же Кирш, думала Алиса, скоро ли она забудет про своего падшего ангела?.. И не причинят ли вреда и ей те же люди, что так поступили с Алисой? Бедная Кирш! По Алисиным щекам текли слезы, и она даже не пыталась их вытирать — только медленно переводила взгляд с на­ручников на окошко, с окошка на царапинки возле него…

— Вылезай, красавица!

Машина остановилась, дверца с грохотом открылась, Алиса шагнула на истоптанный снег.

Марго стряхнула с колена пепел и села к столу, к нача­тому листку бумаги.

«Дорогая Алиса! Дело даже не в том, что твоя бабуш­ка сходит с ума от волнения, хорошо бы, чтобы и ты была уверена, что все делаешь правильно. Приложу это письмо к Аниному — твой жених (?) обещал тебе отвезти. Значит, вы все-таки общаетесь? Я писала моей Зое много писем и почти никогда не отдавала ей: слова беспомощ­ны, как старухи… Все, что я хочу тебе сказать,— это не перепутай свою жизнь с чужой. К тому же эта странная любовь может просто увлечь тебя своей странностью, зап­рещенностью, дерзостью и при этом играючи сломать твою жизнь. И, о господи, как редко в этом мире случается имен­но любовь!»

Марго на секунду прикусила ручку и, отбросив ее, ре­шительно скомкала недописанное письмо.

Так обрушивается пустота; небо падает и проходит сквозь тебя, а потом оказывается на земле, и ты уже не видишь ничего над собой — все под ногами, и бывшие звез­ды хрустят под ногами как песок…

Алиса смотрела куда-то через плечо Андрея, и туман, заволакивающий ее взгляд, стирал очертания предметов и, оборачиваясь горячими каплями, скатывался по щекам. Алиса молчала, Андрей гладил ее руку и тихо, будто про­бормотал какие-то беспомощные слова… Она потеряла сон, она была не в себе, врач сказал, что у нее нервное ис­тощение, которое, как и прочие расстройства психики, вряд ли поддается «быстрому и продуктивному лечению в ус­ловиях следственного изолятора — постоянного источни­ка стресса». Ей придется провести в тюрьме, а после — на зоне не меньше года при самых благоприятных условиях и самых больших взятках.

— Как там Капралов?

Вопрос Алисы прозвучал безучастно, и Андрей пожал плечами:

— Я его не видел сто лет.

…Милиционер, которою она ударила, к счастью, вы­жил, но и прочих обстоятельств хватало вполне, чтобы забыть о свободе на много лет. Андрей незаметно вздох­нул, Алиса по-прежнему смотрела куда-то в пустоту за его плечом. Он вспоминал, как психиатр — седой мужчина в твидовом костюме — похлопал его по плечу: «Хрупкость женщин так обманчива! Очень выносливые существа! При­спосабливаются ко всему, хотя, конечно, некоторые при­ятные качества в процессе адаптации, увы, теряются…»

Алиса провела прохладной ладонью по пальцам Андрея:

— Он тогда правильно говорил — про звезды, кото­рые нужно увидеть, и тогда жить станет легче,

— Кто?

— Капа. Но иногда все бывает хуже; не только звезд, а и самого неба нет, и весь вопрос в том, как его удержать, — Алиса грустно усмехнулась. — Как в песне: «Атланты дер­жат небо на поднятых руках».

Она по привычке провела ладонью по голове: раньше волосы заканчивались ниже пояса, теперь — оставшиеся пряли едва доставали середины шеи. Андрей поднял было руку, чтобы повторить Алисин жест, но рука замерла и не сразу решилась притронуться к ее голове.

Со своей непривычной короткой стрижкой, подчерк­нувшей обострившиеся черты, с изможденным лицом, ко­торое Алиса уже не «держала», как полагается женщинам, а отпустила на волю своей усталости и тоски, она была похожа на утомленную дальним перелетом птицу. Да еще и говорит про небо, что его нет. Бедная птица, которая лишилась неба…

Андрей отвернулся, чтобы Алиса не увидела его взгляд, но она была все так же далеко от той скамьи, на которой они сидели, — Алиса была где-то там, в пустоте, на месте которой прежде было небо.

Где-то там сломалось будущее, и невозможно было по­нять, можно ли хоть когда-нибудь вернуться к тому пово­роту судьбы, на котором это произошло.

— Не говори бабушке, где я.

— Конечно.

— Я не могу дозвониться…

— Бабушке?

— Нет.

Андрей понял, отвернулся.

—Ты иди, Андрюш, иди. Я устала.

Андрей встал, вымученно улыбнувшись, хотел было что-то сказать, но Алиса, глядя в сторону, продолжила:

— У меня теперь такая жизнь, что лучше тебе себя со мной не связывать. Не жди меня из тюрьмы.

— Перестань.

Прикоснувшись губами к Алисиной голове, Андрей по­чувствовал; как горло сдавил ком, ипоспешил выйти.