То, что Эдварду в карман мундира положили платок, который никогда больше не должен был ему понадобиться, и то, что он вел себя вежливо, даже восстав из мертвых, добило Генри окончательно. Он уткнулся своим раскаленным лбом в приятно холодный пол, который тут же нагрелся, и продолжал хрипеть и давиться слезами. Он не мог остановиться, не мог взять платок, он никогда в жизни не издавал таких звуков и не думал, что способен на них. Наверное, в зале было шумно, но все вокруг куда-то отодвинулось, он будто оглох. В конце концов Эдвард отодрал его от пола и с силой вытер ему лицо платком. Руки у него и правда были ледяные, сердце билось медленно, и Генри, немного восстановив дыхание, встал, схватил лежавшие среди цветов меч, книгу и игрушку и грохнул их на пол перед ним.

– Вот, – выдавил Генри, потому что его пугало, что Эдвард такой заторможенный, он хотел вернуть его прежнего. – Вот. Я все исправил. Смотри, я покрасил. А тут приклеил, и лапа – я ее зашил. Все сделал, как мама сказала. Смотри!

Он сунул книгу Эдварду в руки, и тот сонно повертел ее в руках. А потом нахмурился.

– Исправить то, что испорчено, – пробормотал он, как будто вспомнил что-то давно забытое. – В тот день сказала. Мы были в гостиной. Но там никого больше не было, только мы трое. Кто тебе это…

– Какой же ты тупой, – просипел Генри, вытирая лицо. – Серьезно. Где твои хваленые мозги?

Кажется, вызов его мыслительным способностям подействовал на Эдварда даже в таком состоянии. Он задумчиво взглянул на рукоятку меча. Потом на опухшее от слез лицо Генри. Потом опять на рукоятку меча.

– Она была с подпалиной, когда ты его принес, – проговорил Эдвард. – Я все думал, зачем ты искал меч без перчаток.

– Давай, гений. Еще немного. Если не считать меня идиотом, который ищет чужие вещи без перчаток, какой второй вариант?

– Подпалина уже была, когда ты его нашел, – сказал Эдвард, медленно моргая. – Но тогда… Тогда ее оставили до того, как спрятать меч. – Он заморгал чаще. – Нет. Нет, нет, это уже слишком. Нет.

Генри выдавил хриплый смешок, и у Эдварда что-то произошло с лицом, словно мышцы свело, только не так, как у мертвых, а ровно наоборот. Он понял.

А потом притянул Генри к себе с такой силой, будто пытался сломать ему ребра, и Генри сомкнул руки у него на спине. Он сидел, слушая, как громко у Эдварда бьется сердце, и думал о том, что даже если никогда не будет счастливее, чем в эту секунду, это неважно – такой момент стоит целой жизни.

Повернув голову, Генри увидел, что король смотрит на них, вцепившись в подлокотники трона. Неподалеку Освальд обнимал Джоанну, и Генри уже не знал точно, кого из них считает отцом. Кажется, обоих.

– Папа знает? – спросил Эдвард, и Генри кивнул.

Король нетвердо встал, словно дожидался разрешения, чтобы приблизиться, подошел к ним и сел на пол. Эдвард сильнее вцепился в Генри, как будто ждал наказания и пытался отгородиться, но король мягко отвел руки Генри в сторону и взял Эдварда за голову. Генри ждал, что отец заговорит, но тот молча поцеловал Эдварда в лоб, в глаза, в виски и прижал его к себе. Король выглядел таким хлипким по сравнению с мощным, широкоплечим Эдвардом, таким тощим и маленьким, что казалось, будто ребенок прижимает к себе взрослого, и Генри уткнулся лицом королю в бок, глядя на них обоих.

Когда они все наконец отцепились друг от друга, Генри, чувствуя себя размякшим и теплым, оглядел зал. Ничего не изменилось – придворные увлеченно шептались, Освальд хватался за Джоанну, едва не отрывая ее от пола, а вот существа затихли. Они собрались вокруг мальчика, сидевшего на полу: кошки, урча, лежали у него на коленях и на плечах, грибень обхватил за шею, скриплеры и Пальтишки устроились на полу, привалившись к его бокам.

Перси сидел спиной к придворным, толпившимся около окна, и горбился сильнее, чем обычно. Уши у него горели, и Генри вдруг понял: он боится повернуться, когда вокруг столько народу. Он, волшебник, создавший королевство, без Барса чувствует себя, как улитка без раковины. И Генри подошел ближе.

– Неважно, что ты больше не Барс, – сказал он, когда Перси поднял голову. – Я останусь твоим ферзем, пока один из нас не перестанет дышать. Клянусь защищать тебя и заботиться о тебе.

Он встал на колено, и все остальные повторили движение за ним: сначала Освальд, потом Эдвард, Джоанна и король, а за королем и все остальные. Перси несколько минут без выражения смотрел на Генри, а потом, стараясь не уронить кошек, передвинулся так, чтобы придворные увидели его лицо.

– Я могу дать тебе обличье Барса, – хрипло сказала Джоанна. – Ты не сможешь превращаться когда хочешь, но… Или я могу сделать так, чтобы ты выглядел взрослым.

– Нет уж, – фыркнул Перси. Генри видел, каких усилий ему стоит не бежать и не прятаться. – Правду надо принимать как есть. Барс умер. А я остался.

– Поверить не могу – пробормотал Освальд, подходя к нему. На ходу он провел рукой по голове Генри, и тот коротко прижался лбом к его ладони. Ожог останется, но отца, кажется, это не пугало. – Ты и меня оживил. Мог бы оставить себе немного сил, по мне бы мало кто плакал.

– Не люблю мелочиться. – Перси улыбнулся своей половинчатой улыбкой. – Играть так играть.

– Роза говорила, что людям не обязательно заводить своих детей. Можно взять тех, кто один, и стать им родителями, – задумчиво сказал Генри. Идея показалась ему отличной. – У меня детей точно не будет, так что я могу тебя усыновить. Для этого же достаточно просто слова, да? Ты теперь будешь расти, как все, а у людей не принято, чтобы дети были сами по себе.

Перси захохотал так, что с его колен свалилась одна из кошек. Он смеялся и смеялся, и Генри видел, как постепенно расслабляются его судорожно сжатые плечи.

– Генри, мне полторы тысячи лет, а тебе шестнадцать, но знай, что я тронут до глубины души, – сказал он наконец, вытирая слезящиеся от смеха глаза. – А теперь простите меня за невежливость, но я безумно хочу есть. Я уже и забыл это прекрасное чувство. И еще я очень хочу впервые с начала времен помыться.

– У меня идея! – взбудораженно крикнул Генри и, схватив его за рукав, потянул за собой. – Эдвард, быстро иди за ключом, из-за которого мы подрались, когда искали корону!

Эдвард сразу вспомнил, и лицо у него просияло.

– Блестяще. Бегу, – кратко сказал он и действительно побежал, забыв про гордую невозмутимость, с которой обычно проплывал мимо придворных.

К тому времени, как Генри дотащил Перси до нужной двери, Эдвард был уже там, – их шествие сильно замедляло то, что приходилось ждать не только кошек, но и грибня, скриплеров и многодетного Пальтишку Волшебные существа наотрез отказывались покидать хозяина хоть на минуту, пока не убедятся, что он в безопасности.

– Прошу, – торжественно сказал Эдвард и, отперев дверь, распахнул ее.

Это была комната Роберта, та самая, где Эдвард много лет прятался, когда не хотел никого видеть. После того погрома, который они с Генри устроили, когда дворец захватили духи вражды, тут никто не прибирался, так что большая часть мебели валялась где попало, да и пыли было полно. Выглядело не очень впечатляюще, но Эдвард поспешно сказал: