В конце 1987 – начале 1988 года все, кто работал с Джимом (а их было много), имели дело с несомненным профессионалом. Джим готовился к следующей записи; он сразу решил, что это будет гитарный рок-альбом, а играть на гитаре будет Стив Джонс. Очень важно было выбрать подходящего продюсера, но и тут Джим решил не мудрить. Они с Дэвидом Боуи восхищались работой Билла Ласвелла над альбомом Public Image Ltd. Album – чтобы сделать эту вызывающую и необычную пластинку, модный и востребованный продюсер Ласвелл при полном одобрении Джона Лайдона уволил весь состав PiL и привел сессионных музыкантов. Оказалось, Ласвелл много времени провел в Анн-Арборе и даже видел The Stooges на постапокалиптическом фестивале в Гус-Лейк-парке. Джим и Ласвелл успели сработаться на записи альбома Рюичи Сакамото Neo Geo, где проникновенный крунерский вокал Игги звучит в песне “Risky”, и вскоре Ласвелл стал регулярным гостем у Джима на авеню «Б», где они вместе строили планы. Из концертного состава Джим оставил Шеймуса Биэна и заменил Барри Адамсона (начавшего сольную карьеру при поддержке британского лейбла Mute) басистом по имени Ли Фокс, а также позвал Пола Гаристо – бывшего барабанщика группы The Psychedelic Furs. Похоже, у Джима было вполне определенное мнение обо всем, что касалось нового альбома, вплоть до дизайна, который поручили автору плакатов для “Grande Ballroom” Гэри Гримшоу, и видео – эффектный стиль создателя «Зловещих мертвецов» Сэма Рэйми прекрасно подходил к задуманному Джимом прямолинейному и честному рок-альбому. Все, к кому обращался Джим, были так же впечатлены его целеустремленностью и готовностью, как Боуи, доверять людям. «У него было свое видение, но он не следил за каждым твоим шагом. Работать с таким человеком – одно удовольствие», – вспоминает Гримшоу. Арт Коллинз и Сути следили за важными мелочами: заказывали музыкантам авиабилеты и подыскивали для них симпатичные квартиры неподалеку от авеню «Б». Словом, предусмотрено было все. Кроме песен.

Люди, работавшие над пластинкой Instinct, вспоминают, сколько внимания уделялось саунду, как любовно и заботливо записывали вокал Игги в одной подвальной студии в Бруклине – ее выбрали ради теплого, но интересного звучания комнаты. Музыканты заранее перепробовали разные аранжировки для всех песен, а Стив Джонс составил себе детальный план записи. Каждую гитарную партию записывали несколько раз, чтобы получить основательный звук на низких частотах, мощную середину и агрессивный, колючий верх, – этот высокотехнологичный метод записи тяжелого рока почти единолично изобрел Матт Лэнг, продюсер мегапопулярных альбомов AC/DC. Было проделано много кропотливой работы, и все это время никого, кажется, не беспокоило, что сам материал до одурения предсказуем. В лучшей песне нового альбома – “Cold Metal”, с ее въедающейся в память первой строчкой «Я играю в салки на кладбище машин» – еще заметны искры, пробегавшие между Игги и Джонсом, когда они записывали “Repo Man”, но в остальном песни были пафосные и скучные.

Готовясь к записи, Ласвелл прикидывал, не вернуться ли к агрессивной тактике, которую он использовал с Public Image Ltd.: «Я вполне мог сделать, как в восьмидесятые: приходит группа, я выгоняю группу и делаю всю музыку сам. Вначале я представлял себе совсем другую пластинку, но понял, что могу подставить [Игги], и вообще это рискованно. Гарантий никаких нет. Может ведь и дрянь получиться». Он решил, что разумнее будет использовать таланты Стива Джонса и положиться на чутье Джима, который после Blah-Blah-Blah хотел снова вернуться к рок-н-роллу. Но и это разумное, логичное решение не спасло новый альбом – получился скучнейший корпоративный рок. Игги и раньше делал плохие альбомы, но скучных не записывал никогда. Безликие старомодные риффы разочаровали даже сотрудников той самой корпорации, которой предстояло эту запись выпустить. Теперь Игги выступал с глэм-метал-группой, где на гитаре играл Энди Маккой из Hanoi Rocks, а сам наш герой заливал волосы гелем и щеголял в дурацкой джинсовой безрукавке, но, несмотря на привычно активную гастрольную деятельность, Instinct словно в воду канул: в американских чартах он не смог попасть даже в первую сотню. A&M, недовольные пластинкой, вложились в рекламу гораздо слабее, чем в прошлый раз, а когда зашла речь о следующем альбоме, уполовинили бюджет. К тому времени с Джимом работал уже другой агент. Начали обсуждать новую запись, и Джиму стало ясно: «Он не нравился мне, я не нравился ему – в общем, пора расставаться». Контракт расторгли по обоюдному согласию сторон, и так закончилось для Игги возрождение карьеры.

В конце 1987 года Игги Попа можно было приводить в пример того, что успех от провала может отделять банальный профессионализм. Если у тебя есть кое-какие навыки, подходящий голос, симпатичный образ успокоившегося бунтаря и эффективный маркетинг, комфортное существование обеспечено. Но реальная жизнь не так проста. Все эти годы, внешне такие удачные и спокойные, Игги работал не покладая рук и ни на секунду не забывал, что все может в любой момент развалиться.

Провал альбома Instinct стал для Игги кульминацией целого десятилетия слабых пластинок. Один альбом этого времени, Blah-Blah-Blah, можно с некоторой натяжкой назвать успешным, но главная заслуга в этом принадлежала Дэвиду Боуи. При этом музыка, которую Дэвид и Игги делали вместе, становилась все менее интересной и не шла ни в какое сравнение с тем, что у них получалось в бурные, сумасшедшие времена Lust For Life. Одновременно Игги искал себе других единомышленников, но эти попытки не принесли ни удовлетворения, ни денег. Даже титул крестного отца панк-рока упал в цене: новая волна сошла на нет, уступив место гладенькому, отретушированному року, который в промышленных количествах изготавливали лощеные ребята вроде Van Halen и Bon Jovi.

Все же было и хорошее: посвятив немалую часть десятилетия напряженным, изматывающим гастролям, Игги по крайней мере вырастил себе преданную аудиторию. Но даже новый, изменившийся Игги не мог полностью разубедить музыкальную индустрию в том, что он запутавшийся неудачник без царя в голове, которому при всем своем таланте никогда не стать звездой. Иэн Хантер, бывший товарищ Игги по «Мэйнмэну», еще в середине 70-х заявил: «С Игги всегда так – начало многообещающее, а потом пшик; он вечно не дотягивает». Прошло десять с лишним лет, и многие до сих пор думали точно так же. Джим вспоминает: «В США у меня была ужасная репутация, ужасная. Нечто среднее между Энди Кауфманом и каким-нибудь серийным убийцей».

К тому же Джиму перевалило за сорок – непростой возраст для человека, который всегда с удовольствием пользовался своей внешностью и похвалялся неуязвимостью.

Впрочем, даже если в конце 80-х Джим Остерберг и растерял уверенность в себе, со стороны это было не очень заметно. Контракта с лейблом не было, зато повезло найти настойчивого, но обаятельного менеджера, у которого никогда не опускались руки. Арт Коллинз, сделавший себе имя на лейбле Atlantic, а затем ставший президентом Rolling Stones Records, понравился Нэнси Джеффрис – агенту, которая в 1986 году устроила для Игги контракт с A&M. «Он был неизменно очарователен, – говорит Джеффрис. – Очень настойчивый, но всегда доброжелательный». Через несколько месяцев после того, как Игги подписал договор с A&M, Нэнси Джеффрис ушла за своим боссом Джорданом Харрисом на новое место. Это была работа мечты: подобрать артистов для Virgin America – фактически помочь выстроить эту амбициозную новую фирму с нуля. А потом ей позвонил Арт Коллинз и сказал: «Мы свободны. Сделаем что-нибудь?»