Популярность этих групп означала, что панковская система ценностей наконец просочилась в американский мейнстрим, и все главные герои этой музыки ссылались на Игги Попа. Jane’s Addiction и Red Hot Chili Peppers начинали свою карьеру в Лос-Анджелесе, а там в клубах часто играли каверы на песни Stooges (например, “Search And Destroy” или “I Got A Right”), Перри Фаррелл в гримерке слушал Fun House, а гитарист Chili Peppers Джон Фрусчанте говорил про Stooges: «Все их записи – я балдею. Сейчас не умеют делать такую бескомпромиссную музыку».

В июне 1987 года на концерте Sonic Youth в лондонском зале “Town & Country Club” Игги спел с ними “I Wanna Be Your Dog”. «Это был ключевой момент, подтвердивший, что Игги стал богом для нового поколения американских панков, – говорит Кит Кэмерон, автор журнала NME, один из главных летописцев Nirvana и других групп с лейбла Sub Pop. – До этого, мне кажется, Игги уважали за прошлые заслуги, но его влияние на современную музыку было минимальным». The Stooges действительно были очень важны для нарождавшегося нового мейнстрима: два года спустя Nirvana сыграют ту же песню с музыкантами групп Tad и Mudhoney в крошечном лондонском клубе “Astoria”; Курт Кобейн в дневниках несколько раз назовет Raw Power своим самым любимым альбомом и посвятит Игги песню “Talk To Me”, а Тёрстон Мур из Sonic Youth мечтательно скажет: «Если бы Nirvana стала аккомпанирующим составом Игги, это было бы просто классно». Конечно, упоминать Игги стало модно, но влияние Stooges проникло гораздо глубже: в звенящих гитарах Sonic Youth и Dinosaur Jr. Легко расслышать гитарное жужжание из “I Wanna Be Your Dog”, а в игре Джона Фрусчанте узнается агрессивная, лаконичная манера Джеймса Уильямсона. Не менее вездесущим было влияние текстов Игги и его внешнего образа: достаточно вспомнить тему скуки и отчуждения в грандже (“oh well, whatever, nevermind” у Кобейна), оголенный торс Энтони Кидиса, как у Игги на обложке Fun House (и заявление «мы умеем танцевать, как Игги Поп»), рваные джинсы большинства сиэтлских музыкантов или то, как крауд-серфинг и уничтожение барьеров между артистом и публикой – изобретение Игги – стали неотъемлемой частью рок-концертов. К середине 90-х практически все основные элементы стиля Игги и The Stooges вошли в плоть и кровь американского мейнстрима.

Особенно важно, что почти все главные представители американской альтернативы и гранджа 90-х видели в Игги человека, который прямо сейчас делает важную музыку и играет потрясающие концерты: он не был объектом ностальгии. На роль духовного отца нового поколения кроме Игги претендовал разве что Лу Рид, но Лу Рида тогда часто критиковали за безжизненные и скучные концерты; как сказал Блэк Фрэнсис из Pixies (один из главных предтеч гранджа): «Если мне нужен самый настоящий, беспримесный рок-н-ролл, сделанный в то время, где-то между 1968-м и 1977-м, – то это Игги. Лу Рида тоже люблю, но в ком из них больше рок-н-ролла? В Игги. Он у него чище». Как Джон Фрусчанте и Тёрстон Мур, Фрэнсис проштудировал музыку Stooges вплоть до редких и неофициальных записей, которые они делали с маниакальным упорством и без всякой надежды, что кто-нибудь когда-нибудь это услышит, – теперь эти записи нашли свою аудиторию. Уже хорошо зная Lust For Life и The Idiot, Фрэнсис особенно полюбил изданный лейблом Bomp! сборник демозаписей, в том числе “I Got A Right” и “Johanna”: «Лично для меня это самый крутой, адреналиновый, мощный альбом… потому что на нем никого нет. Никого, кроме них самих. Колдовская (haunting) вещь, иначе не скажешь».

Теперь для Virgin (а с 1992 года – и для EMI) Игги Поп был уже не каким-то тотемом олдскульного панк-рока, а одним из их самых актуальных артистов, выступающих на международных фестивалях на равных с Sonic Youth и Ником Кейвом. В 1993 году, выпуская новый альбом American Caesar, Virgin снабдила его небывало лихим пресс-релизом: «Родившийся в 1862 году в хижине у реки Детройт, панк-пионер Игги Поп расчистил землю, истребил акул и медведей и при помощи могучего топора и группы придурков (Stooges) изменил звучание американской музыки».

American Caesar записывали уже другие музыканты. Басист Крейг Пайк, игравший в туре в поддержку Brick By Brick, в 1993 году погиб в автокатастрофе. Новый состав включал в себя гитариста Эрика Шермерхорна – он жил неподалеку от Джима в Вест-Виллидже и прежде играл в группе Дэвида Боуи Tin Machine, – кучерявого басиста Хэла Крейджина, бывшего соседа Эрика по студенческому общежитию, и барабанщика Ларри Маллинса – давнего поклонника Игги: в конце 80-х он постоянно «преследовал» любимого артиста, а в 1990 году был принят в его группу. Сочиняя материал, Джим соблюдал суровую трудовую этику. Он все так же любил стимуляторы, служившие ему топливом в минувшие славные деньки, но теперь проявлял поразительную силу воли. «Выпьет полбокала вина, скажет: “черт возьми, как хорошо!”, – а остальное не допьет, – рассказывает Шермерхорн. – Так же и с курением: сделает пару глубоких затяжек, видно, что никотин действует, – и тушит сигарету».

Джим вставал рано и полчаса занимался гимнастикой цигун – разновидностью тай-чи, которая помогает сохранять форму, а потом шел к Шермерхорну – часто по дороге подмечал забавные сценки и веселился как дитя, – и они вместе работали над материалом. Судя по песням, Игги обрел какую-то новую свободу и уверенность в себе и был готов к экспериментам. Темы для песен он находил и в книгах, например в «Истории упадка и разрушения Римской империи» Эдварда Гиббона («Причем полное издание, не адаптация какая-нибудь», – говорит Шермерхорн).

В то время и в следующие несколько лет одним из ближайших друзей Джима был Джонни Депп. Впервые они встретились еще в 1980 году на концерте Игги во Флориде. Депп тогда вел себя отвратительно, выкрикивал после концерта непристойности, чем и заслужил аудиенцию с кумиром, – тот подошел к нему и заорал: «Ах ты говнюк!» В начале 80-х Деппа регулярно можно было увидеть на концертах Игги – по крайней мере, Эстер Фридман точно его замечала, – а по-настоящему они подружились в 1989 году на съемках фильма Джона Уотерса «Плакса». Близкими друзьями Джима были также художник-татуировщик Джонатан Шоу (сын джазового музыканта и лидера бигбэнда Арти Шоу) и режиссер Джим Джармуш, который в 1992 году снял короткометражку с Игги и Томом Уэйтсом в рамках своего проекта «Кофе и сигареты». При этом дружба с Дэвидом Боуи постепенно отошла на второй план. Поговаривали, будто они поссорились из-за денег, когда Джим выкупал мастера альбомов The Idiot и Lust For Life для переиздания на Virgin, но самое убедительное объяснение дал в конце 90-х сам Боуи, сказав со всей откровенностью: «По-моему, в какой-то момент Джиму стало казаться, что о нем не могут написать ни одной fucking статьи, чтобы не упомянуть мое имя, а это не очень приятно». Очевидно, Джима напрягали постоянные разговоры о его так называемом менторе, и Боуи это расстраивало: «Это печально, я хотел бы оставаться его другом».

Дружба Джима с Дэвидом – уникальный случай в популярной музыке, но, конечно, две столь масштабные личности не могли вечно уживаться друг с другом. «Я думаю, когда речь о близкой дружбе, можно использовать слово “любовь”, – замечает один из их общих знакомых, – и часто бывает, что один человек любит другого сильнее, чем тот его. Мне кажется, Дэвид любил Джима больше, чем Джим Дэвида. В конце концов Джим, наверное, понял, что может без него обойтись». Между двумя эгоцентриками сложились непростые отношения, в которых было и взаимное уважение, и соперничество («У каждого из них есть что-то, чего не хватает другому», – говорит Эрик Шермерхорн), но в конечном счете, по-видимому, Боуи уважал Игги сильнее, чем Игги уважал Боуи. К тому же, если не считать кавера «Нирваны» на “The Man Who Sold The World”, в середине 90-х интеллектуальный Боуи был не так популярен, как физиологически-интуитивный Игги. Пришло время искать новых друзей.