– Но, Фабио, ты же просто перо, – заметил Гварилья.

– Я перо?

– Страусиное перо. Мужчина не должен быть страусиным пером.

Фабио пригладил волосы и одернул гимнастерку.

– Ты просто завидуешь, Гварилья. Ты на десять лет старше меня, а я переспал с тысячью четыреста шестнадцатью женщинами. А со сколькими спал ты?

– Ты что, считаешь? – удивился Алессандро.

– Записываю в книжку. Так со сколькими, Гварилья?

– Только с одной, моей женой.

– Тогда мне не о чем с тобой разговаривать, Гварилья! – торжествующе воскликнул Фабио.

– Она меня любит, – сообщил Гварилья волнам.

После того как скотовоз пришвартовался к длинному пирсу военной базы, неподалеку от красных флагов, речные гвардейцы сошли на берег и по каменистому холму поднялись к навесу, под которым на столбах висели гамаки. Когда они ели, Фабио пустил слух, что их на несколько дней отпустят в город. Даже сам в это верил, пока им не сказали, что для разминки они могут побегать вверх-вниз по склону, но уплывут к вечеру, когда прибудет полковник.

Алессандро вызвали в угол навеса, где обосновались офицеры.

– Алессандро, пойдешь к полковнику и доложишь о нашем прибытии. Говоришь ты хорошо, и я уверен, что произведешь на него должное впечатление, – услышал он от лейтенанта.

– Необходимо произвести, – добавил младший лейтенант. – Для нас большая честь служить под командованием полковника. Я думаю, тебе следует знать, почему мы посылаем тебя, и я готов быть откровенным.

– Я готов быть Алессандро, и уже знаю.

– Знаешь?

– Вы хотите, чтобы я сыграл роль громоотвода.

– Только потому, что ты достаточно умен, чтобы знать, как это делается.

– А вы – нет.

– Если пойдет кто-то из нас, он отнесется к нам, как к капралам. Если мы отправим тебя и он увидит нас рядом с нашими солдатами, возможно, отнесется как к майорам. В конце концов, он привык иметь дело с майорами. Скажешь ему, что мы здесь и готовы. Он в отеле «Монополь». Естественно, мы не знаем его фамилии, но сколько полковников могут остановиться в одном маленьком отеле?

– И что я скажу насчет того, кто мы?

– Просто мы.

– Но кто мы?

– Мы сами не знаем, Алессандро, а если бы и знали, ты же понимаешь, что не имели права сказать тебе.

– Я не могу сказать, что мы – речная гвардия?

– Нет. Я думаю, он знает, кто мы, хотя даже мы сами этого не знаем.

– А если не знает?

– Вот почему мы и выбрали тебя, Dottore[49].

Выйдя за территорию базы, Алессандро оказался среди скотобоен и кладбищ, за которыми скрылся Бриндизи. Добравшись до самого города и прежде чем пойти к отелю «Монополь», он купил килограмм прошутто, попросив разделить на три части, одну для Гварильи и две – для себя.

В отеле «Метрополь», который находился напротив отеля «Монополь», портье сказал Алессандро, что полковник занимает номер сорок три на четвертом этаже.

Алессандро поднялся на четвертый этаж, остановился у окна, посмотрел на город и море. Постоял на истертом персидском ковре, лежащем на лестничной площадке, впитывая в себя яркие цвета. Как и всегда, в самые жаркие часы город отдыхал, тишину нарушало лишь гудение двигателей да паровые свистки, доносившиеся из порта. По правую руку он видел не боевые корабли, а бесчисленные крыши, пальмы, вспаханные поля на полуострове, вдающемся в бурлящее море. Алессандро прислушался к сухому посвисту ветра.

Он повернулся, услышав шаги, и увидел женщину, спускавшуюся с верхнего этажа. Плохо выкрашенные волосы цветом напоминали апельсин, а синее платье, явно сшитое не по фигуре, уменьшало одни части тела и увеличивало другие. Ростом она была чуть выше карлицы, а на лице читалось вечное недоумение. Увидев Алессандро, она вдруг начала странным образом покачиваться, продолжая спускаться.

– Где твоя мама? – спросил он.

– Дома, – ответила она.

– А папа?

Она вроде бы не поняла, тупо уставилась на него.

– Твой папа.

Она ничего не отвечала.

– Иди домой! – приказал ей Алессандро, словно собаке, которая увязалась за ним на проселочной дороге, и она побежала вниз.

Он нашел номер полковника, одернул форму, вытянулся в струнку, резко постучал. Не услышав ответа, постучал вновь и продолжал стучать, пока не услышал нетерпеливый голос:

– Что такое?

– Посыльный.

– Черт побери! – Для рядового такое раздражение в голосе не сулило ничего хорошего. – Подожди минуту.

Алессандро по-прежнему стоял навытяжку, прислушиваясь к приглушенному разговору за дверью. Хлопали ставни, открывались двери, задвигались ящики. Через десять минут Алессандро отдал себе команду «вольно». Через полчаса начал мерить шагами коридор. Через час сел на пол, вытянув ноги на ковровую дорожку, достал один кусок прошутто и начал есть.

Потом услышал, как открываются замки. К тому времени, когда полковник отпер все, Алессандро уже вскочил, пытаясь завернуть остаток прошутто, но не получалось, поэтому, буквально перед тем, как распахнулась дверь, он решил съесть остаток, хотя кусок был слишком велик. Даже не влез в рот, щеки раздулись, но немалая часть торчала чуть ли не до ключицы. Дверь открылась.

Женщина в шляпке, с зонтиком и в драгоценностях проскочила мимо Алессандро к лестнице. Выглядела как жена какого-нибудь известного в городе человека.

Полковник вышел в парадной форме, при всех регалиях, страшно злой. Протянул руку, словно в нее требовалось вложить конверт. Увидел раздутые щеки Алессандро, торчащую изо рта ветчину, и его передернуло от отвращения.

– Это что такое?

Алессандро поднес руку ко рту, выплюнул слюнявый кусок прошутто. Вновь вытянулся в струнку и щелкнул каблуками, спрятав прошутто за спину.

– Господин полковник!

– Заткнись! – прокричал тот. Указал на курьерскую сумку, которую Алессандро захватил с собой, чтобы положить в нее покупки. – Давай мне донесение и вали отсюда к чертовой матери!

– Господин полковник, я…

– Заткнись! – заорал полковник. Схватил сумку, порвав лямку и оставив ссадину на шее Алессандро. Раскрыл ее, вытащил два свертка. Мгновение подержал их в руках. Потом развернул один. Когда полковник увидел прошутто, Алессандро подумал, что его сейчас убьют.

– Донесение не письменное! – выпалил он.

– Не письменное? – повторил полковник, закрыв один глаз и прищурив второй, сжимая ветчину в кулаке.

– Да, господин полковник!