— упорнейшие бои во Ржеве. У немцев обороняются штрафные батальоны. Отступать им некуда — сзади их ждет расстрел…

10 сентября 1942 года.

…Работаю над пьесой, и из-под тяжелых пластов будней и все-подавляющего военного начала — «Убей!» — опять проступают начала духовные, творящие, пытливо-созидательные: «Роди, создай!»

Закончил пьесу в 12 часов 20 минут. Внутренний анализ. Состояние — как перед премьерой. Взвешиваю возможные pro и contra[81]. Уверен, что читкой возьму…

11 сентября 1942 года.

…Отредактировал первый акт. Шлифую. Внутреннее волнение.

Прочел еще раз речь Черчилля. Впечатление неважное. Нужно достать дополнительную информацию для выступлений.

В ЦО — «Правде» — передовая об обороне городов: «Второго фронта нет, мы ведем войну один на один».

Речь Рузвельта: «Убей, или убьют тебя!» (Ага! Начинают понимать как будто…) Дает перспективу на 1943 год: усиление потока войск и грузов. Россия дерется блестяще, и немецкая армия вынуждена будет провести еще одну зиму в русских степях и лесах. Ряд решений о совместном ударе в Европе: «Есть до десятка пунктов для вторжения…» и т. д. А сроки?

Работаю. Горят три свечи… По радио передают скрипичный концерт…

Работаем до полуночи — шлифовка пьесы. Нева вздулась… Ветер… Усталость…

12 сентября 1942 года.

…Сдан мой родной Новороссийск[82]. Ожесточенные бои у Моздока. Атаки гвардейских частей в районе Синявино — на помощь Ленинграду.

Ждем литературного боя. Я внутренне спокоен, последние штрихи, дополнения и пр.

Приехали на читку. Фойе театра… На столе красное сукно… Зеленые лампы… Присутствуют: член Военного совета КБФ, секретарь горкома, пресса, актив труппы.

Прочел пьесу. Началось обсуждение… Молчание и выжидание. Ответственные лица, Н. Пельцер[83], Н. Тихонов, ведущие артисты высказались определенно положительно: «есть новое», «синтетично», «талантливо», «это наше», «расцеловать за роли» и т. д.

Деловое обсуждение в Пубалте назначено на 14 сентября и 15-го — снова в театре.

Усталость… А в 6 часов надо ехать на доклад в лекторий.

Нами брошен новый десант через Неву; взята Московская Дубровка. На переправе действуют моряки. Между фронтами менее десяти километров. Неужели мы накануне прорыва кольца?

Большая честь в эти дни написать пьесу. В ней есть перегрузки, нужны подчистки, дорисовки, но в целом это будет оригинальный синтетический спектакль.

В 6 часов поехал в Ленинградский лекторий. Сделал доклад…

Жестокие бои у Синявино: перебито до шести тысяч фашистов. Они предпринимают контратаки, чтобы не дать прорвать блокаду Ленинграда…

13 сентября 1942 года.

Начальство разрешило мне переехать из Пубалта в домик. Здесь спокойнее работать и почти рядом с ПУ.

Написал новую схему распределения музыкальных номеров в пьесе. Кое-что улучшил. Делаю сокращения. Деловая беседа с Кроном и Азаровым: «Темпа не сбавлять. Завтра, с 10 утра, даем пьесу на машинку».

Час-два некоторого отдыха.

…Голод еще ощутим в городе. Люди подбирают оброненные с грузовиков капустные листья, сушат травы и ботву (на зиму). Пучок редиски на рынке стоит 30 рублей, маленькая брюква — 10 рублей. Иждивенцы получают по 75 граммов мясных консервов, первая категория — 300 граммов.

В газете — речь Гарримана. Она еще горше для нас, чем речь Черчилля. Ясно, что есть крупнейшие принципиальные расхождения между Англией, США и СССР. «Союзники не могут приступить к немедленным действиям». «Где бы ни проходил фронт в России, немцы застрянут там на зиму» (что и нужно Англии и США). Очередные комплименты русскому народу…

Если все эти речи, статьи и прочее не грандиозная игра с целью сбить с толку Гитлера, то, видимо, дело со вторым фронтом серьезно затягивается. «Таймс» и другие газеты признают затяжку — «пятно на Англии» и т. д.

…Если Англия и США не выступят осенью, Гитлер усилит удары на Востоке. Может быть, ожесточенные штурмы под Сталинградом и есть результат заминки со вторым фронтом — у немцев все еще развязаны руки.

Звонил член Военного совета товарищ Смирнов. Хочет иметь пьесу с машинки. Есть! Перепечатку и правку сделаем к 16 сентября.

Правлю второй акт. Днем немного походил по нашему садику.

…В 7 часов пришел Николай Тихонов. Его как-то взволновала вчера читка пьесы. Он попросил разрешения прийти к нам. Рады… Пришел точно. «У вас тут, как в голландском домике, а в Морской академии вы жили, как пираты в старину, — в каких-то руинах. Ветер выл, а вы поджидали, кого бы сцапать на рифах, на отмелях… Хо-хо!»

Мне кажется, что Тихонов с детства видит мир романтизированным, любит все «чрезвычайное, необычное, отстраненное». Сидели в нашей комнате и беседовали до самой тьмы. Во многом внутренние литературно-философские ощущения наши совпадают. Западная литература с трагическим вопросом: «За что?» (о войне 1914–1918 годов), литература и французская, и английская, и американская, и — с другой стороны — немецкая (Ремарк и др.) кончилась 1 сентября 1939 года… Новая война по-новому освещает всю войну 1914–1918 годов.

Литература сейчас только «варится», все в переоценках, в перестройке.

Тихонов говорил о своей работе… Хочет написать трехчастную поэму о Кавказе, о Серго, о горцах, о людях старого и нового века, о взаимовлиянии, о процессе изменения сознания, о проблеме Кавказа в истории России… Тяга России к Кавказу извечна, неистребима, органична. Говорили о Грузии, об ее природе и истории, о встречах с грузинами…

Рассказывал Тихонов о своем литературном пути. Начал писать лет четырнадцати (в 1910 году); писал о войнах, исторических потрясениях… «Откуда эти предчувствия?» — «Поколение тогда жило, видимо, войной».

Во Франции в 1935 году на Первом конгрессе писателей слова Тихонова о близости войны вызывали усмешки и возражения Ма-льро и