– Этот товарищ – допризывник, – сообщил ему «Кацо». – Осенью перед началом занятий он должен быть зачислен кандидатом в курсанты на подготовительное отделение, а пока оформите его в комендантскую роту, о чем подготовьте соответствующий приказ по училищу.

В военно-морском училище. 1943, июнь

19 мая 1943 года я оказался самым первым кандидатом в курсанты, так как прибыл в расположение училища раньше других. Через неделю были приняты в училище еще пять кандидатов. Меня вместе с Серёжей Егоровым и Юрой Тарасовым поселили в кубрике (комнате) № 2. Вскоре нас набралась так много, что была создана рота, командиром которой назначили начальника кадровой команды училища мичмана Карлашова. Он недавно вернулся из фронтового госпиталя после ранения. Первоначально все кандидаты занимались грязной работой – дежурили по кубрикам, чистили гальюны и другие, более приятные помещения. Больше всего нам не нравился приказ рыть глубокие ямы во дворе, а затем их же засыпать. По этому поводу мы выразили нашему командиру свое неудовольствие:

– Товарищ мичман! Вы можете объяснить необходимость копания и последующего засыпания этих никому ненужных ям?

Наш славный командир рассмеялся и ответил, для чего заставляет это делать:

– Моя задача, молодые люди, состоит в том, чтобы приучить вас с первых дней пребывания в нашем училище к железной дисциплине и беспрекословному выполнению приказов своих командиров. Я хочу сделать из вас крепких мужиков, настоящих морских офицеров. Теперь вы, надеюсь, поняли, для чего я придумал эти упражнения с лопатой?

Пятого июня мичман Карлашов выдал мне на линейке новое задание:

– С завтрашнего дня будешь возить ежедневно в училище всю корреспонденцию. Почта находится недалеко от Белорусского вокзала. Завтра утром выдам тебе пачку увольнительных, их тебе хватит на целый месяц! Благодаря им сможешь беспрепятственно выходить из училища в город и возвращаться назад. Понял?

– Так точно, товарищ мичман! – отчеканил я.

Каждый день после завтрака я отправлялся с «толстой сумкой на плече» на почту, где забирал много газет, журналов и писем. Особое удовлетворение от такой работы я испытывал тогда, когда по дороге иногда удавалось забежать в свою квартиру, находившуюся в том же районе. Так продолжалось практически до самого начала занятий.

По училищу был издан приказ об обязательном прохождении специальной военной медкомиссии во главе с полковником медицинской службы. На этот раз мой номер не прошел: после проверки зрения я был отчислен из кандидатов в курсанты. Предстояло срочно покинуть училище.

– Жаль с тобой расставаться, – сказал мне на прощание мичман Карлашов. – Ты толковый, дисциплинированный человек, у тебя уживчивый характер и веселый нрав. Короче, из тебя мог бы выйти вполне нормальный морской офицер!

– Я мечтал о морской карьере. Что же мне теперь делать?

– Уверен, что ты выберешь правильный путь, – заметил мичман. – Вечером я дам тебе тридцать увольнительных, и ты тогда сможешь беспрепятственно приезжать к нам целый месяц и обедать вместе с остальными новобранцами из моей роты.

Будучи по натуре благородным человеком, мичман понимал, что пока я не устроюсь куда-то на работу, мне придется очень туго. Теперь же, имея в кармане такой неожиданный, а главное, ценный подарок, я получил возможность приезжать в училище каждый день и хорошенько обедать. Прибыв в точно установленное время к обеду, я становился на разводе роты самым последним, а затем вместе с остальными кандидатами в курсанты бодрым шагом направлялся в столовую «принять» положенную им пищу. На еду отводилось до обидного мало времени. Поэтому следовало буквально глотать первое блюдо, иначе вместо второго блюда можно было услышать грозную команду «Встать». В отличие от многих ребят, которые еще не привыкли быстро съедать весь обед, я довольно легко освоил скоростной метод уничтожения первого и второго блюд, киселя или компота.

С друзьями. Проводы в Арктику. 17 июня 1944

Но очень быстро месяц, а с ним увольнительные в училище и такая удобная и бесплатная еда, увы, закончились… До моего призыва в Красную армию оставалось еще целых два месяца…

Мой папа, писатель Дмитрий Миронович Стонов, любил повторять, что его можно заставить замолчать, но нельзя заставить писать что-то против воли. Дед, Меир Влодавский, был купцом первой гильдии, арендатором имений. Еще до окончания коммерческого училища отец работал на ткацкой фабрике в Лодзи, встретил революцию на Валдае, где арестовал пристава, стал большевиком. В Полтаве редактировал губернскую газету, познакомился с Владимиром Короленко, перед которым преклонялся всю жизнь. Был в рабочей оппозиции Шляпникова, а вскоре вышел из партии и переехал в Москву, очень рано поняв трагедию России. Папу мало печатали, он никогда не был писателем-функционером и приспособленцем. Ему очень повезло: в 1928 году на курорте в Новом Афоне он встретил Анну Зиновьевну Идлин, 24-летнюю учительницу биологии из Харькова, которая стала его женой, тонко чувствовала литературу и оберегала его для творчества.

Леонид Дмитриевич Стонов. 2001

Мамин отец, Зиновий Семёнович Идлин, работал в типографии сначала в Полтаве, а потом – в Москве. Мать Роза Лазаревна, урожденная Хайкина, была кротким и очень добрым человеком; отец всю жизнь помогал людям, и при этом отличался удивительной скромностью.

Мои родители в тридцатых годах очень много путешествовали, о поездках на лошадях по Алтаю и по европейскому Северу России папа выпустил две книги. Они хорошо знали жизнь и много сделали для того, чтобы я правильно понимал современные реалии.

Как сложилась наша жизнь после Чистополя?

Папа вернулся с войны летом 1944 года тяжело контуженным. Работал в Совинформбюро и в Литературном институте, написал несколько повестей и рассказов о войне. Мама вернулась к преподаванию биологии в школе. В январе 1944 года нам привезли из освобожденного Харькова мою двоюродную сестру – четырехлетнюю Алёну, маму которой – Беллу Зиновьевну Идлин – расстреляли немцы. Девочка чудом уцелела и была удочерена моими родителями, она умерла в Израиле от лейкемии в 1995 году.