– Честно говоря, я сомневался, что ты дашь нам зеленый свет, – признался Снейдер.

Ван Нистельрой кивнул.

– Я тоже, – откровенно сказал он. – Но, вместе с тем, мне надоело, что БКА постоянно упрекают в замалчивании, укрывательстве, коррупции и взяточничестве, – не выдержал он. – При нормальных обстоятельствах я бы действительно прекратил расследование на этой точке. Но ты и твои люди – то, что нужно для такого дела. Осуши это болото.

– Уже не в первый раз, – заметил Снейдер.

Ван Нистельрой сделал глубокий вдох.

– Хорошо, но прежде чем продолжишь, тебе следует еще раз поговорить с монахиней.

На этот раз Снейдер решительно помотал головой.

– Мой самый большой враг не эта монашка, а время, – возразил он.

– Но она наш единственный источник информации, – настаивал ван Нистельрой. – Ты должен ее наконец-то сломать!

– Вчера я поставил этой женщине ультиматум, что это последний мой разговор с ней, – напомнил Снейдер. – После того как почти раскусила трюк с прессой, она не скажет мне ни слова.

– И кто тогда должен ее допрашивать? – вырвалось у Кржистофа. – С Хоровитцем, Тиной, Марком или со мной она вряд ли будет говорить. Она нас даже не знает.

В дверь постучали.

Пока все обернулись к двери, Снейдер посмотрел на наручные часы. Раньше, чем я думал!

– Войдите! – недовольно крикнул ван Нистельрой.

Дверь открылась.

– Она будет говорить с монахиней, – заявил Снейдер.

Сабина Немез появилась в дверном проеме и вошла в кабинет. Ее шея была синяя.

Мартинелли подскочила на стуле.

– Сабина!

От Снейдера не ускользнул и блеск в глазах Крюгера.

– Я думал… – пробормотал компьютерный «фрик».

– Доброе утро, – устало произнесла Сабина. – Я прилетела во Франкфурт первым рейсом.

Все, кроме ван Нистельроя, удивленно уставились на Снейдера.

– С большим давлением нам удалось добиться, чтобы Немез покинула Австрию и пока осталась на службе без правовых последствий, – объяснил он. Ван Нистельрой кивнул в подтверждение, хотя было видно, что ему это тяжело далось. – Мы вот-вот раскроем всю подоплеку убийств, и мне нужен каждый человек в моей команде. В конце концов после долгих дискуссий в Австрии с этим согласились министр внутренних дел, БКА и Федеральное ведомство по охране конституции и борьбе с терроризмом.

Немез кивнула, выглядела она при этом ужасно. Наверняка провела в Вене не самую приятную ночь и не сомкнула глаз между допросами.

Снейдер поднялся, налил свежий дымящийся кофе в стаканчик и сунул его Немез в руку.

– Готовы к разговору?

Немез кивнула.

Он коснулся ее плеча.

– Хорошо, тогда разделаемся с этим.

Сабина вошла одна в комнату для допросов и села за стол напротив Магдалены. События последних пяти дней отразились на них обеих.

Белоснежные волосы монахини были свежевымыты, но это не могло скрыть душевного и физического изнеможения, которое читалось на ее лице.

– Вы одна? – спросила она.

– Да, Снейдера вы больше не увидите.

Монахиня кивнула, будто поняла.

– Насколько вы продвинулись в вашем расследовании?

– Я познакомилась с вашей дочерью, – сказала Сабина вместо ответа. Вообще она была готова голову отдать на отсечение, что следующий вопрос будет: «И как у нее дела?» Но она ошиблась.

Монахиня осталась абсолютно спокойной.

– Прошлой ночью у меня кольнуло сердце. Это было очень странное чувство. У вас есть дети, фрау Немез?

Сабина не ответила.

– Знаете, – продолжила монахиня, – я всю ночь не сомкнула глаз. Как мать, которая тревожится за маленького ребенка, когда у того жар. Хотя я никогда этого не переживала. Я никогда не была матерью. Стала ею всего несколько месяцев назад.

Сабина молчала. Пусть женщина говорит!

Монахиня подняла глаза.

– Вчера ночью случилось что-то ужасное, да?

Сабина кивнула.

– Министр Хирш, его шофер и телохранитель были убиты.

– И моя дочь тоже, да?

Сабина сжала губы и затем кивнула. Ей все еще больно говорить и глотать.

– Но ее не убили, она покончила с собой.

Магдалена рассматривала синюю шею Немез, затем ее взгляд словно прошел сквозь Сабину и устремился в пустоту.

– Почему вы не предотвратили ее смерть?

Действительно, почему?

– Она хотела умереть. Никто не мог этого предотвратить, – ответила Сабина, хотя у нее не было причины оправдываться. Впрочем, она вполне могла поставить себя на место монахини. Сабина знала, каково это – терять любимого человека.

– Смерть моей дочери на вашей совести… – заявила монахиня с неожиданной грустью в голосе, – это как если бы вы собственноручно ее убили.

– Вы тоже убили! – напомнила монахине Сабина твердым голосом, игнорируя боль в горле. – Мне представить вам отчет по вашей вендетте со всеми сопутствующими жертвами?

Монахиня молча смотрела на Сабину.

– Вы действительно думали, что провернете это, не принося никого в жертву? – продолжила Сабина. – Втянуть собственную дочь в эту историю было не моим, а вашим решением. Так кого вы хотите теперь упрекать?

Монахиня лишь кивнула; казалось, она приняла ситуацию.

– Нет никого без вины и злобы. Иначе мы были бы ангелами. – Она подняла взгляд. – Возможно, вам тоже когда-то придется принести жертву, фрау Немез.

Если бы ты знала… Сабина сжала кулак, чтобы сдержать дрожь, и наклонила голову набок.

– Это было предупреждение?

– Возможно. – Затем монахиня замолчала.

Нельзя допускать, чтобы разговор становился слишком личным, – решила Сабина.

– Что означает подсказка Hell7? – сменила она тему.

Монахиня ненадолго задумалась.

– Так как вы не спросили меня о значении MörDer, полагаю, что хотя бы это вы уже выяснили.

– Что означает Hell7? – повторила Сабина.

Монахиня молчала.

– Кто сообщники вашей дочери?

– Я дам вам последний добрый совет… это даже скорее просьба: поторопитесь, иначе кому-то еще придется умереть, потому что я не могу и не буду этому препятствовать. – После этих слов она откинулась на стуле и принялась перебирать пальцами бусины четок.