После минуты общего смеха Моня с улыбкой продолжил:

— Ну да, и за такую низкую зарплату. Обычный советский человек живет по лозунгу: «Пока правительство делает вид, что платит мне зарплату, я буду делать вид, что работаю». Так? А вы, врачи, не можете себе позволить делать вид, что людей лечите.

Боря Элкунин тут же ехидно вставил:

— Мы об людях думаем. Об людях или о блюдях?

— Борька, перестань хамить! — закричали женщины.

— А я что? Я молчу. А вы опять что-то подумали?

Моня продолжил:

— Если бы вы не думали об людях, я подчеркиваю — об людях, я бы не вышел из вашей «пятидесятки» живой и не сидел бы сейчас с вами.

Все слушали тихо, но видно было, что им не терпелось выпить и закусить. Пока Моня говорил, Алешина нога коснулась под столом ноги Маргариты. Он хотел убрать ногу, но почувствовал, что ее нога не только не отодвинулась, но даже прижалась еще плотней. Он замер от удовольствия и мельком глянул на нее.

Моня наконец закончил:

— Извиняюсь за долгую речь, я благодарю вас всех и пью за ваше врачебное искусство. — Он обошел стол с бокалом в руках, со всеми чокался, целовал женщин.

После первого бокала он опять встал, постучал вилкой по стеклу:

— Слушайте сюда, имею добавить еще очень важное. Я забыл сказать, что полежал во всех отделениях, кроме гинекологического и патологоанатомического.

Все рассмеялись, а Моня договорил:

— Тут все евреи? Так я скажу: еврейские врачи всегда считались лучшими, лучшими и остаются.

Опять закричал Боря:

— Если хочешь быть здоров — ищи еврейских докторов.

— Ну да. Именно так. И последнее немаловажное к моей благодарности: я нашел в вас не только прекрасных врачей, но и друзей. Спасибо вам и за это тоже. Пью за ваши успехи!

После нескольких бокалов и первых закусок встал Миша Цалюк, бывший фронтовик, самый уважаемый в компании:

— Спасибо Моне за высокую оценку нашего труда. А теперь я предлагаю выпить за него, за героя, который, презирая опасность, спас древнюю Тору. Все знаете, что такое Тора?

Гости наперебой закричали:

— Ничего мы не знаем, мы евреи неверующие.

— Мы и в синагоге-то никогда не были.

— Ну, расскажи, если хочешь. Только бекицер[71].

Миша самый образованный в вопросах еврейской религии начал:

— Эх вы, а еще евреи! Тора — это от древнееврейского слова «учение». Внутренний смысл Торы — это душа веры. Бог дал Моисею Тору вместе с десятью заповедями, когда он вел евреев из Египта через гору Синай…

Компания, голодная и жадно жующая, замахала руками и рассмеялась:

— Миша, тебе не хирургом быть, а раввином, не операции делать, а обрезания.

— Ты нас не агитируй. Ты настоящий коммунист-сионист. Расскажи про Тору на партсобрании.

Особенно развеселились женщины, их почему-то рассмешила «гора Синай»:

— А куда они взбирались по этой горе, те евреи?

Цалюк безнадежно махнул рукой, сам рассмеялся:

— Ладно, давайте выпьем за спасителя Торы.

Постепенно нарастал обычный гвалт пьющей компании. Пили за женщин, кричали:

— За женщин настоящие мужчины пьют обязательно до дна и только стоя!

Мужчины подчеркнуто комично вскочили, но Боря сделал вид, что поднялся неохотно:

— Как стал импотентом — так гора с плеч.

Женщины захихикали:

— Теперь мы знаем твои потенциальные способности.

Алеше не приходилось бывать в компаниях врачей, он с некоторым смущением слушал их фривольные шутки. Но раз так у них принято… В открытое окно залетал свежий ветерок из Тимирязевского парка, слышалась отдаленная трель соловья. Маргарита, не отодвигаясь, попросила Алешу:

— Прочтите нам какие-нибудь стихи, которые вы посвящали женщинам. Наверное, у вас много поэм?

Алеша замялся:

— Ни одной нет.

— Не может быть, — смеялись женщины, — ни за что не поверим.

Маргарита попросила глубоким грудным голосом:

— Ну, не стесняйтесь, прошу вас, — прочтите.

Алеша решил вписаться в свободный настрой врачебной компании и сымпровизировал:

Компания зааплодировала, Маргарита заметила громко, с ехидцей:

— Вы считаете, что все женщины уступчивы? — И еще тесней прижала свою ногу.

Моня пришел другу на выручку:

— Ну, про присутствующих не говорят и не сочиняют.

— Все вы, мужчины, такие, — зашумели женщины. — Вам можно, а нам нельзя?

Становилось все шумней, пили за каждую женщину отдельно, дошла очередь до Маргариты. Моня крикнул:

— Алеша, выдай экспромт в честь хозяйки.

Алеша встал, посмотрел на нее, увидел глубокий разрез платья и нежную кожу ее груди, и решил, что настал его момент:

Он не успел закончить, как женщины закончили за него:

— Маргарита! Маргарита! Мы это сразу заметили.

Она погрозила ему пальчиком:

— Поэтично, но неправда! — обворожительно улыбнулась и подмигнула.

Миша Цалюк включил запись веселой еврейской музыки, все пустились танцевать «Хава нагила». Особенно красиво, типично по-еврейски, танцевал сам Миша: двумя большими пальцами он держал под мышками воображаемую жилетку и высоко и задиристо подкидывал ноги. Рита подмигнула Алеше:

— Хотите потанцевать? — Она положила руки ему на плечи и прижалась к нему.

Через час многие мужчины были пьяны, а женщины сильно навеселе. Моня рассказывал скабрезные анекдоты про Рабиновича: «У Рабиновича две слабости: одна слабость к женщинам, другая — половая слабость», «Рабинович, вы еще еб…тесь? — Да, но после меня надо пере…бывать». От его анекдотов мужчины гоготали, а женщины заливались краской и взвизгивали. Потом он полез целовать всех женщин подряд и особенно нежно приник к Лоре Гуревич, маленькой брюнетке. Вокруг со значением переглянулись. Поднялся шум, Миша кричал со смехом:

— Евреи, ша! Ну и шумный народ иудейский!