Меня ее слова не удивили и казались вполне уместными. За последние двенадцать часов я познакомился с этой женщиной и испытал самые яркие моменты сексуального единения. После всего этого мне казалось, что я готов умереть. И был не против.

5

Но это был еще не конец. Я заснул, думая, что Лина разбудит меня через час. Она уйдет на работу, я вернусь в Западный Кенсингтон, и на этом все закончится. Словно волшебный сон, который исчезает на рассвете. Я был уверен, что вскоре наскучу Лине.

Но когда Лина меня разбудила, был почти полдень. Она надела фиолетовые спортивные шорты и баскетбольную майку такого же цвета с надписью «Лейкерс» на груди. Костюм шел ее темным волосам и бледной коже. О да, думал я, я не возражаю. Пусть сон продолжается еще чуть-чуть.

Я забыл, что встреча с Нордхэгеном назначена на вечер пятницы. Значит, сейчас утро субботы. Лине не надо идти на работу. Нам никуда не надо идти. Впереди нас ждали выходные. Еще раз спасибо, Роджер. На пару секунд я задумался, не спланировал ли он все это с самого начала, но мне было все равно. Мне более чем хотелось провести уикенд таким образом.

Мы спустились вниз – Лина дала мне большой халат – и позавтракали на водяной кровати. На готовку ушло немного времени – Лина обжарила пару жирных уилтширских стейков и подала их с тремя бутылками шампанского и кувшином апельсинового сока. Мы посмотрели на видео старый фильм «Черные глаза Лондона»[18]. Бела Лугоши задумал что-то нехорошее, но я не мог концентрироваться на фильме.

– Я начинаю думать, что это место – филиал «Фезерс», – сказал я.

– Шшш.

Я положил голову ей на колени и принялся целовать и лизать ее бедра, залезая языком ей под шорты. Это превратилось в игру, в ходе которой я пытался отвлечь ее от фильма, а она сопротивлялась моим поползновениям. Игра была хороша – жаль, фильм оказался коротким.

А выходные только начинались. Мы ни разу не вышли из дома. Мы играли в игры, разные чудесные игры. Много пили, но алкоголь нас не затормаживал. Мало ели. Все окна в доме были зашторены, не считая окна наверху, что выходило на Квинс-Вуд.

В какой-то момент, поздним субботним вечером, мы приняли еще одну дозу «особой смеси». В этот раз мы с Линой расположились по разные стороны аквариума. Можно было лежать на мягких подушках и смотреть сквозь стекло. Я видел ее на другой стороне, за колышущимися водорослями. Мимо проплывали яркие быстрые рыбки. Но вскоре наркотик начал действовать, и я не видел уже ничего. Опыт оказался даже приятнее, чем в первый раз. Но позже, когда эффект ушел, я почувствовал грусть и легкое беспокойство. Под воздействием наркотика мне было слишком хорошо, словно все остальное в этой вселенной являлось чем-то рудиментарным и ненужным – включая Лину. Мне этого не хотелось. Я хотел желать ее и обладать ею. Когда я объяснил ей свои чувства, ее лицо озарилось теплой и нежной улыбкой, и она меня поцеловала.

– Ты такой милый, – сказала она. – Мы больше не будем его принимать.

– А что в нем, кстати?

– Не могу сказать.

Я мог бы предположить, что в нем был героин, но не слышал, чтобы его принимали перорально. И вообще, об этом думать мне не хотелось. Все мои мысли были заняты прекрасной искусительницей – Линой.

Как еще можно описать произошедшее? Она напоила и накормила меня, очаровала своими игрушками и красотой и соблазнила меня. Тот же стереотипный метод съема, которым пользуются богатые повесы, только вывернутый наизнанку. Когда мне пришло в голову такое сравнение, я рассмеялся. Меня это не беспокоило, напротив, я наслаждался каждой минутой, и мне хотелось еще и еще. Хотя, если задуматься, в поведении Лины было что-то хищное.

Об этом я размышлял в понедельник утром в такси по дороге на Мэтесон-роуд. После выходных, полных сексуальных утех, выпивки, наркотиков и недосыпа, я чувствовал себя как выжатый лимон. Когда я спросил Лину, увидимся ли мы снова, она ответила, что да, конечно. Но после того, как она вышла из такси на Маунт-стрит и я потерял ощущение ее присутствия, у меня появились сомнения и вопросы. Что-то было не так. Мне казалось, я понимаю, что именно. Это меня и пугало.

На НортЭнд-роуд я купил газету, но не мог заставить себя ее прочитать. Не оставалось ничего, кроме как целый день пролежать пластом в квартире. Удалось недолго поспать, но проснулся я потным и разбитым. В моих мыслях Лина была паучихой. Но если я муха, готовая добровольно принять смерть, то почему у меня было чувство, что меня освободили из паутины? Нет, все не так. Все дело в спонтанности – или в ее отсутствии. Я не имею в виду любовь с первого взгляда. Два человека встретились, между ними пробежала искра, а потом все завертелось. Но все было не так, не совсем так. Лина взяла меня на прицел, как только я оказался в офисе Нордхэгена. Когда я был рядом с ней, то, что происходило между нами, казалось мне полностью нормальным. Но после меня не покидало гнетущее чувство. Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, как бы мне этого ни хотелось.

Позже я вышел на прогулку. На небосклоне ненадолго показалось слабое английское солнце. Было холодно и ветрено, и даже воздух меня раздражал. Впервые район, в котором я жил, показался мне унылым и депрессивным. В нем было что-то мертвое, словно дома – это пустые раковины, оставшиеся после отлива. Мне было неуютно, и мое настроение не улучшилось даже в пабе. В темном помещении пахло сыростью. Заведение открылось всего несколько минут назад, и пиво казалось кислым на вкус. Лина права. Теперь во мне было слишком много фантазий, и реальность представлялась унылой.

Тем вечером я остался дома, и заняться мне было нечем. Я подумывал сходить на представление в Вест-Энд, но мне не хватало ни сил, ни желания выйти на улицу. Лине я так и не позвонил. Может, мне это привиделось, но у меня было ощущение, что мы договорились пару дней отдохнуть от общества друг друга. Теперь я жалел, что не позвонил ей, и еще хуже было от того, что я не удосужился спросить ее домашний номер. Его не было в телефонной книге, а в справочной мне его сообщить тоже не смогли.

Я думал о Лине и Нордхэгене. Какие между ними отношения? Размышления об этом вызывали