посидеть в мае, а сейчас надо идти в кабинет, просмотреть утренний большаковский «репорт» и заварить горячего чайку. Скрытый пост наружного наблюдения, выставляемый на ночь для охраны его объекта, был уже снят—курсанты школы ФСБ, проходившие так практику, наверное, отправились баиньки. Борисов вошел во двор. Их садик в это время года просматривался насквозь, и он увидел знакомую фигуру Ларькина, который уютно устроился в беседке в теплой летной куртке, бросая вызов мартовскому холоду. Поняв, что майор не собирается приближаться, Ларькин издалека приветствовал начальника жестом, слегка напоминающим отдание воинской чести. Борисов кивнул в ответ, вошел в стеклянный тамбур, заваленный старой мебелью, и поднялся на второй этаж.

Вчера Большаков напросился на ночное дежурство, чтобы в очередной раз отвертеться от тренировки. Борисов уже давно ввёл в своем подразделении ночные дежурства, так как несшие внешнюю охрану курсанты не имели права заходить на объект в отсутствие служащих ГРАС, даже если бы обнаружили там нарушителя. В день после дежурства сотрудник имел право отдыхать, но сменяющийся в 8.00 Большаков должен был не позже 9.15 утра представить Борисову очередной отчет «по оперативной обстановке». Что он обычно в таких случаях и делал, а потом уже отправлялся отдыхать. Однако сегодня, открыв цифровой замок и зайдя в «бункер», Борисов не обнаружил видимого присутствия старшего лейтенанта.

«Бункером» это помещение, находившееся на втором этаже особняка, называлось из-за отсутствия окон. Вместилище «Вампира» было сплошь оклеено фольгой, да и в стенах имелась система защиты от электронной разведки, система наведения помех—ГРАС был напичкан электроникой, начиная с дверей и заканчивая беседкой во дворе. Сейчас большая часть аппаратуры была выключена —работали только системы сбора поступающей информации. Вообще-то он и сам мог сделать себе распечатку. Но порядок есть порядок, раз это обязанность Большакова, то уж пусть Илья Степанович подсуетится. Борисов в этом был похож на героя Сент-Экзюпери Ривьера, который железной дисциплиной, установленной в своей фирме, пытался противостоять неуправляемым силам природы. Юрий Николаевич, конечно, читал «Ночной полет», и сравнением с Ривьером ему можно было только польстить.

Некоторое время майор задумчиво смотрел на стену за большаковским креслом. На ней висело две дюжины листков бумаги, на коих буквами различных размеров и цветов значилось «FSB!», неизменно с восклицательным знаком, словно работал здесь яростный фанат федеральной службы безопасности. На вопрос Борисова, почему он выражает свои патриотические чувства латинскими буквами, Большаков ответил, что у них, программистов, кириллица не котируется. Борисов проверил, не появились ли вновь на аппаратуре картинки с изображением «Охотников за привидениями». Если подозрительное «FSB!» он ещё терпел, то с прочими большаковскими хулиганствами боролся беспощадно.

Майор заглянул на всякий случай в библиотеку, а затем спустился во владения Рената. Дежурное помещение, куда сходились провода систем сигнализации, тоже не имело окон, но также освещалось круглосуточно. На стене прямо перед собой Борисов увидел три небольших подсвеченных зеленых плафончика, свидетельствовавших, что на территории ГРАСа находятся три сотрудника: он, Ларькин и Ахмеров. Один плафон не освещался, и это означало, что старший лейтенант Большаков на службе отсутствует. Цифровое электронное табло под плафонами тоже было тусклым: посторонних в контролируемой зоне не наблюдалось. Ахмеров в гараже, это очевидно. Что же касается Большакова, восемь шансов из десяти за то, что он в середине ночи смылся к своей Юльке, благо до Тверского бульвара рукой подать. У её мужа, наверное, тоже было ночное дежурство. Конечно, Большаков не ушел просто так — в таких случаях его подменял Ренат. Круговая порука. В душе майора начинало копиться раздражение. Незаметно для себя он стал тихонько сопеть, чем-то напоминая паровоз из фильмов о гражданской войне.

Борисов прошел по коридору к себе в кабинет, снял пальто, поставил чайник и стал перебирать накладные на полученную недавно на центральном складе измерительную аппаратуру. Минут через семь-восемь, заваривая чай, он взглянул на часы, а затем на пульт переговорного устройства. Было 9.16. Майор шагнул к двери и, убедившись, что за ней никого нет, вернулся к селектору и наполовину утопил кнопку вызова. Пару месяцев назад он лично оставшись ночью подежурить, он слегка перепаял большаковский селектор так, что его микрофон стало можно включать из кабинета майора. Нужно было только нажать вот так, не до конца, кнопку вызова.

Из переговорного устройства раздался жуткий, омерзительный звук, от которого у непривычного человека сводило челюсти и мурашки бежали по коже. Звук этот недвусмысленно свидетельствовал, что старший лейтенант Большаков на службу прибыл. Илья Степанович брились. Страшный звук издавала электробритва марки «Уфа» бог весть какого года изготовления. Однажды капитан Ларькин, наблюдая, как сладострастно завывающая бритва присасывается к шее Ильи, задумчиво сказал, что КСКР назван «Вампиром» незаслуженно и для отвода глаз. По совести, это наименование заслуживает совсем другой аппарат. Большаков брился на работе и ни в какую не хотел менять свое «УФО» на что-нибудь более новое и современное.

— Есть женщины, которые только от этого тащатся! — надрывался Илья, пытаясь перекричать свою газонокосилку.

— Что? —второй голос принадлежал, конечно, прапорщику Ахмерову. Жужжание смолкло.

— Я говорю, некоторым женщинам нравится только так, они по-другому вообще не кончают.

Майор пожалел, что не включил селектор минутой раньше.

— Одна моя дама говорила: «Илюша, я могу это делать часами!»

— Часами? —помолчав, переспросил Ренат.

Раздался громкий шлепок —это Большаков щелкнул пальцами. Так мог бы попытаться щелкнуть щупальцами осьминог.

— Я ей так и сказал: часами же неудобно. На некоторое время воцарилось молчание, слышно было только пшиканье распылителя. Большаков пользовался одеколоном «Secret Service». Майор представил себе насмешливую физиономию Илюши. Впрочем, как и полагается офицеру госбезопасности, Большаков прекрасно владел собой и мог потешаться над собеседником с самым невинным выражением лица. Потом Ренат сказал: —Нуда, понятно... Кстати, Илюша, объясни, пожалуйста... Я вчера получал на складе аппаратуру — ну, поспорив там с одним... куском. Понимаешь, он меня назвал педантом. Я хотел ему сразу же в морду дать, но сдержался. Сначала, думаю, спрошу у Илюши. Это очень обидно?

— Нет, Ренат, не очень.

Большаков покончил с бритьем и щелкал тумблерами и клавишами, включая «Вампир». Слышалось гудение дисков и сигналы биперов.

—А-х-хорошо, а на всякий случай, на будущее скажи, педант —это который любит... что?

— Педант, —ласково сказал Большаков, —это который любит тщательно.

Снова последовала пауза, после которой Ренат сделал вывод.

—Тогда не обидно. Значит, я его просто достал.

Палец майора потянулся к кнопке вызова и надавил её до конца. В «бункере» раздался мелодичный сигнал.

— О, труба зовет, — произнес Большаков и нажал в принципе уже не