— Попов? Как там дела?.. Понятно. Немедленно разыщи Грекова, пусть срочно едет с группой на Ордынку, потом ко мне. Пана оставьте на Шкуратова. Жду вашего звонка.

Положив трубку, на несколько мгновений прикрыл уставшие за день глаза. Потер концами пальцев виски — начавшая было пульсировать в них боль медленно отошла к затылку и там притаилась. Виктор Петрович знал, что к утру она опять поднимется на него в атаку, — давала себя знать старая контузия.

Он снова подвинул к себе аппарат, снял трубку, услышав длинный гудок, набрал номер коммутатора здания на Лубянке.

— Третий… — отозвалась телефонистка.

— Дайте три двадцать шесть…

Несколько долгих гудков. Потом щелчок и знакомый спокойный голос с легким акцентом:

— Слушаю.

— Здравствуйте, Айвор Янович, это Виктор Петрович. Есть необходимость увидеться…

* * *

Церковь Параскевы Пятницы в Охотном ряду олицетворяла собой покровительницу тугой мошны состоятельных охотнорядцев. Завидуя в свое время удачливым новгородским купцам, московские толстосумы приписывали их успехи покровительству Параскевы Пятницы, чей храм был особо почитаем в Новгороде торговом. Потому и выросла в Охотном ряду громоздкая, толстостенная церковь Параскевы, в пику другим городам и в знак превосходства над всеми остальными представителями московских купеческих гильдий. За своим тяжелым зданием она прятала узкий проход с ресторацией, где кормили от пуза, жирно, незамысловато, зато весьма обильно, на купеческий вкус.

Вечером того же дня из дверей этого ресторана вышел Антоний в наброшенном на плечи кожаном пальто. Сюда, на Охотный ряд, к церкви, Пашка должен был привезти цыганку и Яшку Пана.

Николай Петрович отпустил себе усы, завел кепку защитного цвета с большим матерчатым козырьком — все это, особенно кожаное пальто, по его мнению, было признаком некой принадлежности к власти, потому Антоний не расставался с ним, несмотря на теплую погоду. Кожаное пальто должно было отводить от него всякие случайные подозрения.

Антоний решил больше не тянуть: кончать всех разом — и в сторону. Хватит, пожил в Первопрестольной и Белокаменной, пора податься в другие места, где его никто не знает и даже не подумает искать. Велика Россия, слава Богу, есть и Нижний Новгород, и Самара, и Царицын — богатый торгово-промышленный город с рыбными промыслами, пароходами, бахчами, баржами, полными отборного донского зерна. Правда, там полно рабочих, а вокруг живут казаки — люди суровые, недоверчивые и смелые. Ну, да можно и еще что приискать. Ростов, например. Чем плох городок? В сухую и пыльную Одессу не хотелось. Пусть там и море, и порт, а не хотелось.

Или податься в Киев? Там лавра, множество церквей, цветут по весне на бульварах каштаны, широкий Днепр; а чем хуже город Харьков или Вятка, Пермь, Смоленск — найдется куда поехать, было бы на что.

Но надо и здесь дела довести до конца. Золота и прочего добра — прорва, но все добытое запрятано им в надежных местах. Привезет сейчас Пашка цыганку и Пана, надо поехать с ними к офицеру домой, а там разом кончить и его, и цыганку. Жалко, конечно, Ангелину, красивая баба, грех такую молодую красу сгубить, но уж слишком много она знает, а между своей и ее головой выбирать нечего.

Придется, видно, заставить Пашку Заику Пану помочь с ними управиться — Пан хоть и дока в этих делах, а сразу двух убивать тяжко: как бы не заорал кто из них, жизни-то лишаясь. После Яшку проводить… на тот свет. И здесь Пашка поможет, а золото, что Пану за кровавую работу заплатил, вернется. Следующим пойдет на свидание к святым угодникам Губарь — кучер лихого выезда, на котором катались на дела. Не дурак ведь старикан, поймет, сколько душ на совести у Яшки Пана, а зачем ему с таким понятием дальше жить? Вот и будет кругом пустота. Останутся только Банкир и Юрий Сергеевич.

Эти — на последнюю очередь. Придется самому вместе с Павлом грех на душу взять, а потом кончать и Пашку…

Антоний прошелся около церкви, покурил. Что-то долго нет Заики с цыганкой и Паном: по времени уже пора бы им быть здесь. Неужто Пашка решил посидеть с цыганкой и Яшкой Паном в кабаре? Стоит его поучить, коли так, — дело, оно прежде всего, напиться всегда успеешь.

Николай Петрович достал часы, щелкнула, откинувшись, крышка. На полчаса опаздывают, сволочи! Не понимают, что ли, как неудобно ему торчать столбом в самом центре города?

Да, еще ведь есть мальчишка, Исусик. Ну, это совсем просто — Заика придушит ночью подушкой вместе с хозяйкой, но потом, сейчас куда спешить? Первое — офицер и цыганка.

Ну что же там стряслось, почему их до сих пор нет? Сколько можно вот так выхаживать из стороны в сторону, меряя шагами фасад церкви?

Наконец-то! Пашка Заика идет по улице торопливо, часто оглядываясь. Почему он один — где рысак, запряженный в коляску с Губарем на козлах, где Яшка, цыганка? Нехорошее предчувствие спазмом сжало горло, тянущей пустотой отдалось в животе.

Антоний отступил за угол, поглядывая, не идет ли кто за Павлом. Никого. Дождавшись, пока тот поравняется с ним, тихо окликнул:

— Иди сюда…

Пашка вздрогнул, рука метнулась к карману, но, узнав главаря, немного успокоился и, оглянувшись назад, шагнул к нему.

— Б-беда!.. — Заика вытер мокрый рот тыльной стороной ладони. — В-всех повязали!

— Где? Кого?

Схватив его за ворот пиджака, Антоний увлек Пашку за собой в темный проход за церковью. Прижал к стене, уперся немигающим взглядом в потное лицо подручного.

— Ну, не тяни! Что?!

— Там… В «Нерыдае»… — Пашка перевел дух, перестал испуганно заикаться. — Пана легавые засекли.

— Ушел?

— Вроде… Губаря шлепнул, когда убегал.

— Молодец! — усмехнулся Антоний: одним стало меньше, не разболтает теперь ничего старичок. — А цыганка?

— Хотела выскочить с толпой. Все на выход ломанули, как стрелять начали, да ее прихватили.

— Сам не засветился?

— Нет, я подошел, когда шарманка на полную крутилась: милиция бегает, Губарь лежит, вытянувшись под ногами у жеребца. Видел, как Ангелину повели. Издали глядел. Кругом болтали, что Пан через сцену утек. Может, не возьмут они его, а? Отобьется?

— Возьмут, не возьмут… Чего сейчас гадать? — зло сплюнул Антоний. — Откуда только пронюхали?! Давай ловить извозчика и пулей к офицеру. Кончать его надо. Цыганка на него на первого выведет.

— Ага, ага… — понимающе закивал Пашка. Выбежал на проезжую часть улицы. Быстро поймал лихача.

Антоний, внимательно осмотревшись по сторонам, вышел из своего укрытия, впрыгнул в коляску.

— Гони на Ордынку. Полтина сверху! Там покажем, где остановиться.

Извозчик стегнул рысака. Погнал к Манежу, к Моховой, чтобы через мост проскочить в Замоскворечье.

Устроившись поудобнее на сиденье коляски, Антоний, взяв под локоть, притянул к себе Пашку, наклонился поближе к его уху и под мерный топот копыт по мостовой прошептал: