– Господин лейтенант, господин лейтенант! Смотрите, что мы тут нашли!

Находкой оказалось старое кремневое ружье. Фелонов проявил знание истории руоссийского оружия.

– Наше, пехотное образца двадцать второго года.

Алекс взял ружье в руки. К его удивлению, оно было в довольно приличном состоянии, даже дерево ложи и приклада очень неплохо сохранилось. Правда, замок заржавел намертво, но номер и клейма можно было разобрать без труда.

– Разрешите, господин лейтенант?

Алекс передал ружье Фелонову. Тот вытащил шомпол и потыкал им в ствол.

– До сих пор заряжено, так и не успел пальнуть солдатик.

– Здесь, стало быть, они тогда и стояли, – подвел итог лейтенант. Затем, сам от себя такого не ожидая, Алекс взобрался на большой камень и обратился к солдатам с короткой речью:

– Сорок лет назад наши деды пытались завершить здесь войну! Тогда им это не удалось. Сегодня сюда пришли мы, их потомки и наследники их славы! И мы не уйдем, с этого перевала, пока не победим. Ура!

– Ура! – подхватил Фелонов.

– Ура! – поддержали унтера несколько солдат.

– Ура-а-а-а!!! – подхватили клич остальные.

Спрыгнув с камня, лейтенант подозвал к себе Фелонова и негромко, так, чтобы больше никто не услышал, приказал:

– Влад, из чего хочешь, сооруди флаг и подними его над башней, пусть видят, сволочи, что мы отсюда не уйдем.

Короткая речь ротного командира неожиданно подбодрила измотанных длинным и тяжелым переходом людей. Солдаты зашевелились намного веселее, чему немало способствовала и первая установленная палатка, где, как оказалось, даже была предусмотрена походная печка.

Убедившись, что солдаты заняты делом, Алекс уже хотел было отправиться в палатку, где была возможность хоть немного обогреться после долгого пребывания на таком собачьем холоде и очень резком, пронизывающем ветру, но тут выдвинутый к дороге дозор доложил о приближении каравана со стороны Темерюка.

Проклиная так некстати появившегося противника, лейтенант торопливо спустился к камням, где расположился дозор. Внизу, из-за поворота на дороге появлялись хорошо различимые на белом снегу черные фигурки людей и лошадей с вьюками на спине. Алекс поднял к глазам бинокль, хорошая оптика позволяла рассмотреть детали.

Фелонов не успел соорудить флаг, и караванщики еще не догадывались о том, что перевал уже занят руоссийскими солдатами. Тем не менее их было достаточно много, не меньше сотни, и все они были неплохо вооружены. Роте предстояло отразить самую первую атаку противника. Повернувшись к солдатам, лейтенант скомандовал:

– Рота, к бою!

Побросав все хозяйственные дела, солдаты расхватали оружие и начали торопливо занимать позиции, выставляя стволы винтовок между камнями гряды, загоняли в казенники патроны и сухо щелкали затворами. Четверо во главе с унтером торопливо ставили на лафет «гартинг», открывали ящики с патронами.

Занятые тяжелым подъемом, караванщики не замечали, что смерть уже изготовилась, взяла их на прицел и только ждет команды от притаившегося за камнем молодого человека в серой офицерской шинели с лейтенантскими эполетами. Оптика бинокля приблизила бородатые лица идущих. Видно было, что они очень устали, наверняка надеются, что здесь, в самой высокой точке их нелегкого пути смогут передохнуть. Они еще не знают, что мечтам их не суждено сбыться.

Враги приближались очень медленно. Шестьсот шагов, пятьсот шагов, четыреста… Ближе подпускать нет смысла, исчезнет преимущество в прицельной дальности и кучности боя «шапсо». С другой стороны, хотелось, чтобы из-за поворота вышло как можно больше врагов, чтобы прихлопнуть их всех разом. Алекс уже наметил камень, до которого должен добраться передний бородач, чтобы дать команду на открытие огня. Горцу оставалось буквально несколько шагов. Лейтенант уже опустил бинокль и поднял правую руку, а тот вдруг остановился, будто почуял что-то и решил выкроить у судьбы еще несколько мгновений жизни. Остановился и повернулся к тем, кто шел следом, видимо, хотел им что-то сказать. Не успел, рука Алекса метнулась вниз.

– Огонь!

Залпом ударили винтовки, сбивая с ног людей и животных, гряду заволокло белым пороховым дымом. Едва только уши вновь обрели возможность слышать, как с дороги донеслись крики раненых и ржание лошадей. Откуда-то снизу щелкнул ответный выстрел, пуля попала в камень неподалеку от Алекса. И тут же, перекрывая какофонию боя, торопливо плюясь огнем и дымом, застучал «гартинг», посылая вниз тяжелые свинцовые пули шестидесятого калибра. Началась вторая, за последние сорок лет, оборона Харешского перевала.

Из записей лейтенанта Магу, сделанных при обороне Харешского перевала

Запись первая

Всегда считал ведение всевозможных дневников уделом кисейных барышень, но сейчас сам решил записать историю обороны Харешского перевала, поскольку на память не надеюсь, события наслаиваются одно на другое, и я уже начинаю в них путаться.

Сегодня 55-й день, как мы заняли этот проклятый перевал. Если бы не календарь, в котором я отмечаю прошедшие дни, давно бы уже потерял счет времени. До назначенного дня осталось меньше недели, но в скорый приход наших войск к перевалу никто не верит. Видимо, что-то пошло не так и вся операция затягивается. Между тем голод уже основательно прижал противника, лезут почти каждый день, а бывает и не по одному разу. Видно, что они уже отчаялись, но ярость их меньше от этого не становится. Впрочем, обо всем по порядку, попробую записать случившиеся события в хронологическом порядке, пока не запутался окончательно.

Первая атака была нами отбита сравнительно легко. Враг не ожидал засады и в первые же минуты потерял до полусотни человек и всех вьючных лошадей. У нас потерь не было, только одна лошадь была убита наповал случайной пулей. Уцелевшие враги скатились вниз и, спрятавшись за поворотом дороги, пытались нас обстреливать. За дальностью расстояния и значительного превышения нашей позиции стрельба эта причиняла нам мало беспокойства. Приказал не отвечать на огонь, озаботившись сохранностью боеприпасов.

А потом начался ад – мы стали резать приведенных с собой лошадей. Бедные лошадки, как они не хотели умирать! Одни стояли покорно и ждали своей очереди, другие ржали и пытались сорваться с привязи, некоторые даже плакали. Но нам пришлось убить их всех, всех до единой. Так было надо. Понимаю, что по задуманному мною плану должны погибнуть и уже погибли от пуль и голода тысячи людей, но перенести вид убиваемой бессловесной скотины было выше моих сил. Спрятался в палатке, пока все не закончилось. Видение больших куч кровавой лошадиной требухи, исходящей паром, будет преследовать меня всю жизнь. Как и исходящая от них вонь. Хоть и прошло почти два месяца, до сих пор вид и запах миски с похлебкой из ржаной муки с кониной вызывает тошноту не у меня одного. Дрова приходится экономить, и конина идет жесткая и недоваренная. Однако другого мяса нет, приходится есть это.