- Ты немного не понимаешь ситуацию, Герон, - остановил я друга взмахом руки. – Ты всего лишь посредник для нас. Не более. Мелкая шавка, но с полезными связями. Возможно. Ни тебя, ни твоих цепных псов мы не боимся. И прежде, чем ты скажешь еще что-то, о чем потом будешь жалеть – подумай. Мне ничего не стоит придушить тебя здесь и сжечь эту развалину. Полагаю, другого торгаша в Сарраше найти будет несложно.

- Ублюдок, - прорычал один из свиты, дернувшись в мою сторону. Ночная Марта тут же прижала идиота к полу.

- И чтобы прояснить все до конца: здесь мы, а не ты, диктуем условия. Я знаю, что в Сарраше принято торговаться, но ты можешь об этом забыть. Цену назначу я. Не согласен, можешь проваливать. Вопросы?

Эйлон сжал челюсти и кулаки, оглянулся на своих подчиненных, скользнул взглядом по «девушкам», все еще стоящим в центре комнаты и никак не реагирующим на происходящее.

- Сколько ты за них хочешь? – все-таки выдавил из себя оборотень, понимая, что вот-вот упустит сделку всей своей жизни.

- Двести восемьдесят тысяч аржанов за этих, - указал я на Жирома и Варрика, - и четыреста восемьдесят за девственницу.

Волк по-идиотски моргнул, сглотнул и открыл пасть. Постоял так какое-то время, а потом все-таки сумел взять себя в руки, обернулся к своему сопровождению.

- Нам надо обсудить детали, - выдавил пустынник.

- Кухня в вашем распоряжении, господа, - улыбнулся Март, и его тень отпустила прижатого к полу мужика. Волки вышли, а Март подошел вплотную ко мне.

- Они еще не вскрыли иллюзию, - прошептал он.

- Сейчас вскроют. Герон в бешенстве, удивлен, что смог сдержаться. Он захочет нас наказать.

И действительно, не прошло и нескольких лучей, как Сумеречная сообщила, что иллюзия повреждена. Я кивнул Марту и улыбнулся. Из кухни не доносилось ни звука.

- Что они делают? – спросил Жиром шепотом.

- Смотрят, - так же тихо ответил я. – Приходят в себя и думают, что делать дальше. Эйлон понимает, что не найдет в Сарраше покупателя за такую стоимость, держать у себя теневых не станет – опасно. А вот кому продать птицу, он уже знает.

Волки вдруг склонились друг к другу, что-то быстро обсуждая, и я довольно улыбнулся.

- Приготовьтесь, - проговорил одними губами и сел на лавку.

В комнату из кухни Эйлон вернулся в одиночестве. Его волки занимались птицей. Я напрягся, когда один из бугаев обхватил длинную шею здоровой лапой. Рин говорила, что иллюзия нестабильна, что может не выдержать и рассыпаться, но пока все шло хорошо. Оборотень засунул тушу в пространственный мешок, слепил вместо нее кривую иллюзию и попробовал восстановить нашу.

- Мы вынуждены вам отказать, - проговорил тем временем толстяк. – Я не найду покупателей в Сарраше. Не по такой стоимости.

- Что ж. Значит, их найдем мы сами. Прохладной ночи, господин Герон, - насмешливо поклонился я, показательно отпуская поводки «рабынь».

Оборотень ехидно усмехнулся и развернулся на пятках. Через пару мгновений всех троих в доме уже не было.

- Пошумите здесь немного, а потом сожгите все и сваливайте, - бросил я, стащил с себя одежду и перекинулся. Сумеречная продолжала следовать за оборотнями. Март размял шею, слился с тенями, и мы выскочили из дома, оставляя Бадери, Варрика и Искара заметать следы.

Я бежал вдоль узких каменных улиц Сарраша, таясь и выжидая в подворотнях, чтобы волки нас не заметили. Судя по тому, какое направление они выбрали, караванщики возвращались в лагерь и словно чувствовали, что превратились из охотников в добычу, будто ощущали мой взгляд. И Эйлон, и его сопровождение постоянно оглядывались и принюхивались, всматривались в тени и углы лавочек и зданий, петляли, как зайцы. Они не бежали, но шли достаточно быстро, все еще практически бесшумно: не шуршала ткань их одежды, не было слышно дыхания или звука шагов, не скрипел песок. Волки выбирали направление с почти поразительной осторожностью. За двадцать лучей наших петляний по подворотням огромного города нам не попался ни один страж, ни один прохожий, ни один торговец. Вряд ли это везение или простая удача: скорее всего, волки просто хорошо знали город, знали расписание караула. Вот только…

В связи с нападениями нежити патрули усилили и маршруты их поменяли, а нам все равно не встретился никто из дознавателей, подворотни и улицы оставались пустынными, и даже шагов стражников не было слышно поблизости. Происходящее не могло не наводить на определенные мысли. Заставляло по-новому взглянуть на Эйлона и его бродяг.

Мы удалялись восточнее, шли практически вдоль стены города, направляясь явно к лагерю Герона. Переулки становились все уже и уже, все сильнее и сильнее пахло нечистотами и плесенью, откуда-то справа тянуло сыростью. Шаг волков становился все быстрее и быстрее. А в следующий вдох с руки Герона в воздух взвился едва заметный серо-сизый светляк и, взметнувшись над крышами, почти сразу исчез из вида. Еще через несколько лучей один из оборотней вдруг замер посреди улицы и пригнулся к земле, с пальцев слетело незамысловатое, кривое и косое, но на удивление сильное плетение пустоты. И запах, идущий от волков, едва заметные следы, что оставляли их каблуки в песке, который намело из пустыни, тут же пропали. Волк в очередной раз бросил настороженный взгляд вдоль улицы прежде, чем подняться, а потом поспешил догнать своего главу. Март тут же тенью скользнул следом, я же позволил оборотням свернуть за угол, осмотрел заклинание, мерцавшее на земле, внимательнее и только после затаился за следующим углом, догнав караванщиков.

Хорошее заклинание. Но абсолютно бесполезное, когда имеешь дело с теневыми, севшими на хвост.

Забавно.

Несколько десятков лет прошло после того, как теневые вернулись в Мирот, но о нас все еще удобнее не помнить и не знать. Правда, в подобных ситуациях это скорее на руку.

Еще через несколько шагов, через несколько вдохов, скрывшись в тени тесного тупика, волки остановились, о чем-то тихо переговариваясь, хотя до этого шли в полном молчании. Стоявший спиной к улице, загораживающий остальных продолжал бросать настороженные взгляды через плечо, принюхивался и прислушивался, немного склонив голову, рука явно сжимала какое-то оружие под складками пропыленного верхнего халата.

Я не слышал, о чем говорили караванщики, опасался подходить ближе, опасался выдать себя, Март действовал примерно из тех же соображений: застыл темным псом за углом одного из домов, его Ночная сидела птицей на потухшем фонаре.

Мне не нравилось происходящее, пусть оборотни и говорили недолго. Но с каждым вдохом, с каждым мигом, я напрягался все больше и больше, а здоровяк из троицы оборачивался все чаще и чаще, будто ощущал мое напряжение.

Несколько лучей прошло в напряженном ожидании: я слышал неясный шепот мужских голосов, шуршание песка, чувствовал запах помоев из тупика, запах постиранного белья, видел, как ползают какие-то мелкие насекомые по стене дома, возле которой я стоял. Но не слышал ни слова из разговора.