– Мля! Не дурак, все понял! Вижу, свой человечек. Заходи! – потирая руку и прихрамывая, он открыл дверь, приглашая войти.

В проёме входной двери появился таксист.

– Все в порядке! – остановил я его.

Зайдя в комнату – огляделся. Логово бомжей пополам с притоном алкашей. М-да! Дошла до ручки моя мать! В том, что женщина, которую назвала система, и есть моя мать, я не сомневался. Этот гигантский кремниевый мозг помнит абсолютно все и ошибок не допускает. Мелькнула мысль – а не уйти ли мне? Нет, надо довести все до логического завершения. Прежде всего посмотреть в глаза той женщине, которая родила меня и тут же отказалась, затем – просто помочь человеку, который оказался в беде. Да только за то, что она родила меня, я должен быть ей благодарен до конца своих дней! И где-то, на задворках мозга, бродила мысль: не напрасно система нашла мне мать, ой, не напрасно!

Татуированный сожитель мой матери, плюхнулся на стул, ещё раз потер ушибленное плечо и, налив из трехлитровой банки какой-то мутной жидкости, выпил её одним глотком.

– Тебе не наливаю, отходняк, вишь рассолом вывожу… Варька, эй Варька! – заорал он и пристукнул кулаком по столу так, что, подпрыгнув, звякнули захватанные стаканы. – Выходи, у нас гость!

– Когой там ещё нелёгкая принесла?! – сиплый, прокуренный голос заскрипел из угла, отгороженного простенькой занавеской. Грязная и донельзя захватанная сальными руками ширма, заколыхалась, из – под неё сначала показались босые ноги, с нестрижеными ногтями, а затем и всклокоченная голова. Всё это, вместе взятое, явило миру существо в человеческом обличии, явно с большого перепоя.

– Чего базлаишь? Ой, головушка моя бедная, как болит, прям раскалываитися! – запричитало существо, оказавшись женщиной лет около пятидесяти.

– Генка, хто эт? – она кивнула в мою сторону и, не дожидаясь ответа, потянулась к стакану, на дне которого было немного жидкости.

– Сушняк давит, – сообщила она, проглотив остаток рассола.

– Вот человечек тебя спрашивает: Варвару Степановну, грит, хочу видеть! Вот уморил – ты у нас ещё и Степановна!

– А чё? Степановна и Варвара! Чево тебе от меня надобно?

– Разговор у меня к вам есть. Только вот не знаю – получится ли… Вон как тяжко вам с похмелья!

– Смотри-ка ты! Обходительный и сердешный какой выискалси! А ты опохмели маненько – и пойдет разговор. Как ему тада ему не пойти?

– Что ж, это можно! – я активировал информационное поле.

Запотевшая бутылка «Смирновской», минеральная вода, черная икра и малосоленые огурчики мгновенно появились на столе среди объедков и грязной посуды.

– Мля! – крякнул от изумления Генка, – так ты фокусник! Гадом буду – такой фокус любому понравится!

– От это по-нашему, от это по – простецки! – одобрила Варвара. – Садись, милок, гостем будешь, а если ещё бутылочку поставишь – дык и хозяином можешь себя считать!

Обитатели этой комнаты дружно заржали над своей плоской шуткой.

Выпили, занюхали корочкой хлеба, похрустели огурчиком. Хозяйка потянулась за бутылкой. Я забрал бутылку.

– Генка, эт чё? – удивилась Варвара.

– Свой это человечек, свой, Варька! Коль сказал – харе, значит хватит! Вишь у него к тебе базар сурьезный, неча тут водку хлестать! Заела вот икоркой и слухай! – Генка, налил себе минеральной воды.

– Ну раз низя, значит – низя! – согласилась Варвара, немало изумленная покорностью своего сожителя. – Слухаю я тебя, мил человек, звать-то тебя как? Или не нашего ума это дело?

– Зовите меня Александром. Петрович я по батюшке, хотя точно не знаю, так ли его звали. Да и по матушке как зовут недавно только узнал.

– Дык, значит, сирота ты? Хорошо хоть матушка отыскалась! Жива значит!

– Жива, хотя и не совсем здорова.

– А чего так? Хворает, значит? – Варвара пыталась соорудить себе бутерброд с икрой, но, видимо, устав от намазывания икры на хлеб, начала есть её ложкой.

– Да нет, не хворает – пьёт! Алкашка законченная! И зовут её Варвара Степановна Кисунько!

Татуированный Генка поперхнулся минералкой, а хозяйка от изумления уронила ложку.

– Слышь, Варька, а он ведь твою фамилию назвал! – Генка потянулся к бутылке, я не стал ему мешать.

– Как ты говоришь, зовут твою мать? – она затеребила концы грязной скатерти, искоса поглядывая на меня.

– Не притворяйтесь, что вы не расслышали! Вы – моя мать, то есть та женщина, которая тридцать четыре года назад родила сына и оставила его в роддоме! Я вырос и пришел спросить – за что вы меня так?

– За что, за что?! – вдруг закричала она. – А ты попробуй, поживи дальше, когда знаешь, что тебя бросили, и что нет родного человека, и жить тебе негде, и идтить некуда? Да я сама хотела руки на себя наложить – жизти была не рада! Вот за что! – она схватила бутылку из рук Генки. – Дай сюда, только бы водку хлестать! – поставила её на край стола.

– Пришел, мстить мне, значить попрекать да корить пришел? А ты знаешь, как я потом жила? Где спала и чем питалась? Ну, давай, давай кори, брани мамку!

Варвара вскинула на меня глаза и осеклась, заметив мой взгляд.

– Сынок, прости меня сынок! Я всю свою жизнь молила бога – ещё раз тебя увидеть и умирать потом можно! Оно вишь как – свиделись! – она упала на колени и уткнулась лицом в мои ноги.

Я, гладил поседевшие волосы этой женщины и никак не мог проглотить комок, застрявший в горле. С удивлением увидел, как на мои руки упали капли. Как давно я не плакал!

– Вот и чудненько, вот и ладненько! Теперь жизнь твоя, Варвара, поменяется, теперь все будет нормалёк. – Геннадий, какой-то сразу осунувшийся, враз превратившийся в постаревшего и потрепанного жизнью мужичонку, тер свои сухие глаза кулаком. – Я-то думал, что за залётный человечек, а оно вон как оказалось – сынок твой! Да, дела…

Дверь в комнату рывком распахнулась – и на пороге один за другим появились три милиционера. Ах, да! Забыл! Их теперь называют более модно – полицейские. Так или иначе, сути это мало изменило – тот же самый патруль.

– Так! Что происходит? Опять на тебя, Велесов, жалобы?! Опять дебоширим?! – старший патруля обратился к Геннадию неторопливо похлопывая резиновой дубинкой по своей ладони.

Из-за спины полицейских выглянула жабообразная старуха и визгливо подтвердила:

– Ага! Вон он с тем, что рядом с Варькой, дралси! Жуть как тузили друг дружку! У мине аж трешшины по стене пошли, как они шмякались об её!

– Предъявьте документы, гражданин! – с ленивым превосходством начальствующего хама обратился ко мне сержант.

– Позвольте, почему я должен предъявлять вам документы? Вы не представились, как положено по инструкции, и я не намерен показывать вам свой паспорт, только по тому, что на вас форма полицейского!