Объявившись в 1822 году в русской столице, Полетика засучил рукава, подвязался новеньким «философским» фартуком и вскоре ринулся в переговоры с Англией и США по определению статуса Берингова моря…

НАПОМНЮ, что александровским Указом от 4 сентября 1821 года иностранным судам запрещалось свободное плавание на расстоянии ближе 190 километров от российского тихоокеанского побережья в зоне от 51° северной широты в Америке до 45° 50ʼ северной широты в Северо-Восточной Азии.

Запрещалась и иностранная торговля в этой зоне.

Как уже говорилось, сдвигая нашу южную тихоокеанскую границу на четыре градуса ниже — с 55° к 51°, Россия, может, и прихватывала «лишку». Но и тут не всё было глупо! В чём Россия могла уступить при переговорах? Да вот как раз в этом! Можно было повысить градус южной границы, возвратившись к рубежу 55°, и тем понизить «градус» температуры взаимных отношений.

Ну, можно было ещё согласиться на выдачу американским промышленникам лицензий при условии жёстких штрафных санкций с конфискацией судов за нарушение условий лицензии.

Но после переговоров Петра Полетики с посланником США Генри Миддлтоном Россия пошла на настолько странное соглашение, что…

Впрочем, вначале несколько слов о Миддлтоне. Он прибыл к нам осенью 1820 года, но лишь 17 июня 1821 года был аккредитован. Американцу пришлось быть терпеливым, и он был терпелив, потому что янки могут быть очень сдержанными и обходительными, когда попадают в сложное для себя положение — вспомним миссию Дейна. Вот и на этот раз положение для США было сложным — не поладив с Англией, янки ввязались с ней в войну, которая длилась с 1812 по 1814 год и в ходе которой Астория Астора, например, временно стала английским Форт-Джорджем… Завершилась англо-американская война Гентским договором 1814 года, но и к 1821 году «внутрисемейная» англосаксонская свара полностью улажена не была. Гентский договор стороны трактовали по-разному, и США рассчитывали на поддержку России, которая предлагала своё посредничество ещё в 1812 году.

До Миддлтона менее двух лет посланником в Петербурге был Джордж Вашингтон Кэмпбелл, по рождению — шотландец. Его посланничество ничем особо примечательным отмечено не было, кроме того, что в Петербурге пятидесятилетний Кэмпбелл пережил страшную личную трагедию — во время эпидемии тифа он потерял трёх из четырёх своих детей.

До Кэмпбелла Соединённые Штаты представлял в России один из членов клана политиков Пинкни — Уильям Пинкни. Он прибыл в русскую столицу накануне русского Нового года — 26 декабря 1816 года, и ему был оказан демонстративно дружественный приём. Россия всё надеялась на поддержку (хотелось бы знать — чем конкретно?) Америки в условиях конфликта России с Англией. О Пинкни не могу сказать тоже ничего определённого, потому что о нём ничего определённого не смогло сказать само русское ведомство иностранных дел.

В обзорной записке статс-секретаря Ивана Каподистрии о Соединённых Штатах Америки от 19(31) декабря 1818 года о Пинкни говорилось так: «Начиная с 1815 года их правительство сохраняет в отношении нас полное молчание. Г-н Пинкни был прислан в С.-Петербург. Он пробыл там почти два года, но не имел никаких объяснений с императорским министерством. Он даже не проявил к тому ни малейшего желания».

А ведь как встречали!

Далее Каподистрия писал: «Остаётся узнать, будет ли г-н Кэмпбелл вести себя столь же сдержанно, а также установить, было ли рассчитанным или естественным такое проявление сдержанности».

Каподистрия наивно упускал из виду, что в любом случае эта сдержанность была характерной! Характерной для США в том отношении, что чувство благодарности и искренность органически не свойственны политикам США. Они со времён «отцов-основателей» строят свою карьеру на лжи и лицемерии и лицемерием живут. А Каподистрия намеревался побудить посланника Соединённых Штатов «пойти на откровенное и чистосердечное объяснение». Так или иначе, но потрясённый личными потерями, Кэмпбелл летом 1820 года уехал домой. И его сменил Миддлтон, который пробыл на своём посту в Петербурге до августа 1830 года — дольше, чем любой другой американский представитель в России.

Первоначальной целью миссии Миддлтона было добиться от России благоприятного для Соединённых Штатов решения в их споре с Англией о толковании Гентского договора. И арбитраж Александра I был в пользу Америки. 22 апреля 1822 года по русскому стилю он вынес решение, на основании которого через два месяца была принята трёхсторонняя конвенция, а в 1826 году — англо-американская конвенция.

И вот теперь Миддлтон начинал переговоры с Полетикой по вопросу, касающемуся уже отношений непосредственно США и России. Казалось бы, момент для предъявления политического счёта Штатам и ожидания от США понимания русской позиции в сфере российских интересов на северо-западе Тихого океана был более чем благоприятным.

Но вот что вышло на деле…

5(17) апреля 1824 года Нессельроде, Полетика и Миддлтон подписали конвенцию, по которой Россия отказывалась от продвижения южнее 54°40, северной широты в направлении Орегона. Статус Форт-Росса при этом оговорен не был.

Такой отказ был со стороны России уже немалой принципиальной уступкой. Да, США тогда уже вышли на побережье Тихого океана в районе устья Колумбии, где была основана Астория. Но существенно южнее Астории и раньше неё Россия основала в Верхней Калифорнии Форт-Росс. И хотя Испания (тогда уже, впрочем, собственно, Мексика) не признавала за Россией юридического права на эту территорию, для Соединённых Штатов это существенным быть не могло, поскольку сами США уже вступали в территориальные споры с Испанией и Мексикой, и их конфликт принимал затяжной характер.

Взаимно оговоренный перенос крайнего южного «российского» градуса широты на 55° был более-менее для России приемлем… Именно — «более-менее», причём даже в 1824 году менее, чем более. Баранов в «песне Баранова» недаром ведь заявлял, что «Нутка — его мета», то есть что цель (мета) России — остров Ванкувер с заливом Нутка. Свою песню Баранов написал в 1799 году, и Россия могла достичь цели Баранова и сделать Ванкувер русским. Увы, к 1820-м годам это потребовало бы намного больших усилий, чем в 1800-е годы, так что можно было согласиться и с 55°, как крайним, но — не забывая о Форт-Россе и зоне вокруг него.

Зато вторая принципиальная уступка России на переговорах с США в 1824 году была и недопустимой, и необъяснимой. Было ли достойным великой державы то, что она соглашалась допустить на 10 лет свободу иностранного мореплавания, торговли и промыслов в пределах своих владений!

Фактически это была легализация американского браконьерства, бесконтрольного бесчинства и подрывной антироссийской деятельности в территориальных русских водах и на русском побережье. Американцы получали право даже в русскую Азию запускать загребущие руки!

Среди бела дня, не потерпев никакого поражения от США и не опасаясь угрозы подобного, в ранге победителя великого Наполеона Российская империя позволила янки грабить себя если не на большой дороге, то — на Большом, Великом океане. Фиговые листики в виде положения конвенции о «безусловном запрете импорта алкогольных напитков, оружия и военного снаряжения», а также закона США от 19 мая 1828 года о наказании нарушителей этого «запрета» ничего в происходящем не меняли.