На одном из плеч, кстати, сидит довольно-таки упитанная крыса. И носом шевелит, принюхивается.

— Терин, мальчик мой, а ты не оборзел?

Чернокнижник бледнеет и нервно сглатывает слюну.

— Мерлин? — спрашивает он шепотом.

— Нет, ёптыть, Дед Мороз! Подарки вам принес — полный мешок звездюлей!

Надо же, сама легенда к нам пожаловала! А, какой богатый словарный запас! Напоминает мне кого-то.

— Ты, мелкий пакостник, какого хрена грызунов ко мне посылаешь? Мне, ёптыть, заняться больше нечем, морды им усатые целовать?! Лягушка тоже твоих рук дело? Так, поздравляю, засранец ты этакий, наступил я на нее!

Мерлин выдерживает паузу и с достоинством уточняет:

— Спьяну. Непреднамеренное убийство, проще говоря.

Наш чернокнижник выглядит таким потрясенным, что мне его даже жаль.

— А ежели я тебя, — продолжает Мерлин, — в жабу, скажем, или какую другую гнусь? И чтобы мужик тебя какой-нибудь лобызал в разные места, а? Не, ну до чего молодежь нынче наглая пошла!

Старик аккуратно опускает крысу на пол.

— Иди, Мадлоночка, поищи себе чего-нибудь вкусненького, — говорит он, и я тихо хихикаю.

— Вот! — кричит Мерлин, и тычет в меня пальцем, — вот! Ты и этого распустил! А какой был хороший мальчик, аяяй!

Только успеваю задуматься о том, когда это я был хорошим мальчиком, а главное, как старый затворник умудрился это разглядеть, не покидая пещеру, как Дульсинея, сдунув с глаз прядь волос, ставит руки в боки и тоже начинает верещать:

— А ты тут кто такой, растудыть тебя в качель? Выискался, понимаешь, защитник грызунов, Гринпис, ёптыть, доморощенный! Ты чего на Терина наезжаешь? Не видишь — человек делом занят?

Старик на пару секунд замирает.

— А это что за пигалица? — интересуется он, и Дульсинея, тихо повизгивая от ужаса, зависает над землей и медленно к нему подлетает.

— Так, ага, что-то личико у тебя сильно мне знакомое, кого ж ты мне напоминаешь? Ой, бля! Внучка, что ли?

— Да какая я нахер тебе внучка? — верещит Дульсинея.

А я снова начинаю смеяться. Это же надо — встретились два одиночества. А я дурак! А Терин-то какой идиот! О том, что у Абрама один глаз голубой, а другой желтый, он вспомнил, а вот, что у Мерлина такие же! Охренеть, как выражается моя драгоценная невеста.

— Но в родословной Абрама, — произносит несчастным голосом чернокнижник, — не было упоминания о Вас.

— Ну, мало ли, что может случиться по молодости, — отвечает Мерлин и загадочно улыбается.

Дуся

Вот тебе и здравствуйжопановыйгодприходинаёлку! Вишу…то есть висю… тьфу! Короче, зависаю я в полуметре над полом перед этим самым Мерлином и чувствую себя как кутёнок, которого за шкирку взяли и на предмет соответствия стандартам породы изучают.

— Слышь, дед, лучше по-хорошему отпусти, — предложила я и аккуратненько так к поясу, где у меня тапок находится, потянулась.

Мерлин этот, растудыть его, в улыбке расплылся, опустил меня на грешную землю… то есть на пол, и ласково так говорит:

— Внученька!

Я смущенно икнула и к тапку тянуться перестала. Ну все ж таки родственники, по-хорошему не договоримся, что ли? А у него и глаза, как у меня — один янтарно-желтый, другой голубой. И нос, как у меня… хм… ладно, признаю, длинноват нос, но все равно красивый.

— Мы с тобой, внученька, еще успеем поговорить, сначала мне надо с этим сборищем засранцев и лентяев разобраться.

С этими словами Мерлин меня в сторонку отодвинул и начал разбираться. И так он цветисто разбирался с ними, что я аж заслушалась и пожалела, что под рукой диктофона нет. Вот бы записать эти перлы изящной словесности!

Советники стояли перед Мерлином как нашкодившие детишки, разве что ножками пол не ковыряли и носами не шмыгали в приступе раскаяния. А я, как дура, спряталась за спиной этого деда своего новоиспеченного и не смела рта раскрыть. А что тут скажешь? Это же очевидно, что и голос у него громче и словарный запас богаче. Так что пусть Терин сам ему доказывает, что достоин Главой Совета этого стать.

Из деда не только перлы изящной словесности сыпались, но и всякие интересные подробности. Например, о том, каким образом Совет этот моего папу уделал. Оказывается, папа случайно медальон Главы Совета нашел, прикинул хрен к носу, понял, что с Советом нечисто и решил делать ноги. Выкрал артефакт и в мой мир ушел. Дед еще по поводу трусости и малодушия папиного прошелся, мол, трус был Абрам, вместо того чтобы воспользоваться знаниями своими и как следует Совет пошантажировать, в бега ударился и вот результат — выращенная в другом мире внучка, которую учить и учить еще, чтобы себе собственной магией не навредила. Я хотела обидеться, но не до того мне стало, потому что дед коротко, но емко расписал судебный процесс по делу Абрама, который был скорее на балаган похож, чем на процесс. Кажется, Мерлин и про казнь хотел что-то сказать, но посмотрел на меня и передумал. Ну и ладно, можно подумать, я бы в обморок брякнулась, если бы узнала, каким способом казнили моего папу, которого я никогда в глаза не видела.

— Вот я над вами сейчас такой же "справедливый" суд учиню! — пригрозил в заключение своей речи дед. — Особенно это вас касается, вы, три хари благонравные! И не надо мне рожи невинные корчить, знаю я, что вы в первых рядах за казнь внучка моего голосовали.

Вальдор

Дед — молодец. Даром, что легенда. В том плане молодец, что словарный запас у него богатый, и энергия так плещет. В общем, я не только заслушался, но еще и впечатлился.

Стою, подавляю в себе желание челюсть рукою подержать. То, что Дуся — его внучка, это уже понятно, но вот то, что ей до него расти еще и расти…

— Терин, — наконец, говорит Мерлин.

Почему, наконец? Потому что просто говорит, без россыпи сравнений и метафор.

— Терин, мальчик мой, а с чего это ты вдруг вообразил, что достоин стать главой Совета? У тебя что, опыта больше всех, или рожа хотя бы толще?

— Но кто-то же… — лепечет чернокнижник.

— Ты, парень, — прерывает его Мерлин, — не дорос пока до медальона-то. Не, я ничего плохого ввиду не имею. Задатки у тебя, бесспорно, есть. Мальчик ты сообразительный. Вон как шустро от кучи магов избавился. Но, согласись, и попалось ведь тебе одно фуфло. А случись беда какая серьезная, что б ты делал? Силы ж одной недостаточно. Ум еще нужно иметь. Опыт, опять-таки, лишним не будет. Ты ж ребенок еще!

— Мне уже… — пытается возразить Терин.

— Тебе уже! — передразнивает его старый маг, — тебе уже пошел четвертый