В конце этой драмы Антониони приводит Альдо в черный рай, где нет стыда, словно хочет ему доказать, что его драма не кончается и там, где никто не считается с условностями любви. В конце концов, Альдо мог бы себе сказать, что его связь с проституткой не так уж важна, раз возможно так просто регулировать отношения между людьми, как это делали поденщики Эмилии. Но Антониони заставляет Альдо упрямо держаться за идею любви, что бы там ни говорили этнологи, изучающие примитивные племена, общества в зачаточном состоянии. Фабио восхищался своенравием Антониони. В один прекрасный день Альдо пришел к выводу, что Андреина верна ему. То есть она по-прежнему спала с каждым, кто давал ей денег, но не шла с любым беднягой только потому, что ему это было нужно. Альдо просто обнаружил, что он ей нравится, что ей неприятна даже мысль о том, что он может однажды уйти, что она готова вести с ним любую жизнь, если только это будет жизнь с ним. Когда Альдо понял, что творится с Андреиной, он вышел из лачуги и долго прогуливался по песчаной косе, откуда было видно море. Потом он уехал в Франколино и покончил с собой на глазах у Ирмы, бросившись с высокой башни. Его падение завершилось страшным криком женщины, которую он любил.

Этот Альдо был абсолютно чужим для Фабио. Фабио смотрел на него, словно наблюдал за полярным исследователем, передвигающимся во льдинах Гренландии. В области, которая была для Фабио терра инкогнита, Альдо расхаживал так уверенно, словно лунатик. Но Фабио не удавалось вызвать у себя чувство презрения к нему за его одержимость. Альдо знал нечто, чего не знал Фабио.

Но если бы я узнал, что знал Альдо, подумал Фабио, как бы я сумел распознать это? По каким признакам узнают любовь? Он искал правильное слово, ведь для обозначения сущности любви могло существовать одно-единственное слово, и Фабио нашел его: зависимость. Этот человек, Альдо, попал в зависимость, рухнул в нее, как в судьбу, любовь привела его туда, где кончается свобода, раз и навсегда. Конечно, у него была возможность перестать любить. Но эта мысль даже не пришла ему в голову, а если бы он и подумал об этом, то как об огромной чудовищной пустоте. Поскольку его зависимость была для него чем-то единственно живым в этом мире, он напоследок захватил в свою зрительную память картину огромного серого потока, но не как знак свободы, а как символ тщетности.

Должно быть, это ужасно — узнать зависимость от любви, подумал Фабио. И еще он подумал о том, что ему скоро исполнится пятьдесят лет. Ну, а меня от этой зависимости Бог избавил. Эта фраза не показалась ему веселой, а просто тривиальной и забавной. Он попытался найти лучшую фразу, но нашел только одну: мне этого не хватает.

В дурном расположении духа он бросил монету за эспрессо на стойку, кивнул Уго и вышел из бара. Ему надо было спешить: последняя репетиция перед генеральной репетицией «Орфея» начиналась в половине третьего.

Франциска, ближе к вечеру

Франциска смотрела, как ассистентка закрыла пробирку с мочой и наклеила этикетку, еще раз спросив перед этим имя и фамилию Франциски; она услышала, как доктор Алессандри распорядился: «Отнесите в лабораторию и скажите, чтобы сделали вне очереди!» За спиной врача в окне, перед которым он сидел, Франциска увидела дома на противоположной стороне Кампо-Манин, серые в сумерках; мне здесь делать больше нечего, я могу идти; она встала, врач поднялся тоже и сказал:

— Завтра после обеда будет результат. Если хотите, можете просто позвонить.

Он ее не осматривал, он был деловит и сух, не пытался под предлогом необходимости медицинского осмотра удовлетворить мимолетный эротический интерес, интерес подглядывающего, как это делают многие врачи.

— В столь ранней стадии нет никакого смысла осматривать вас, — сказал он, — мы только можем сейчас провести тест на мышах.

Он прописал ей модное средство от тошноты, хотя и после обеда в случайной траттории на Страда-Нуова ее не затошнило.

Завтра после обеда я уже буду далеко, если все удастся, если бегство с Патриком состоится, я могу заставить Патрика где-то остановиться, в Анконе или Триесте или еще где-нибудь и позвонить по телефону, чтобы узнать, каков результат теста на мышах: позитивный или негативный. Она посмотрела на рецепт и увидела, что на нем указан номер телефона врача.

— Но вы можете и прийти сюда, — сказал доктор Алессандри, — завтра в то же время. Если захотите еще проконсультироваться, — добавил он.

Если результат окажется позитивным. Если результат окажется позитивным, то будет о чем консультироваться. Безупречная маленькая операция. Короткое, весьма болезненное вмешательство, на этой ранней стадии вполне безопасное, при условии клинически совершенной стерильности; Франциска поняла, что Алессандри делал ей предложение, намек на предложение определенной медицинской услуги; наверняка ювелир позвонил ему, она пришла в три часа, и ассистентка посмотрела на нее так, словно узнала Франциску, и назначила ей на пять часов, ровно в пять ее приняли. Доктор Алессандри, высокий, шикарный, лет сорока, непросто шикарный, блестящий, но и холодноватый, независимый, деловитый, вызывающий доверие, все вокруг него сверкает чистотой, можно не беспокоиться по поводу недостаточной стерильности, евреи умеют находить хороших врачей, у евреев шестое чувство — они всегда отыскивают отличных специалистов.

— Что вы сотворили с моим другом Лопесом? — с улыбкой спросил врач, оставив официальный тон. — Он чуть не покончил с собой у телефона, чтобы убедить меня, что я должен вам помочь. Ведь вообще-то он весьма холодный господин.

Каким кругом знакомых я уже обзавелась в Венеции! Все началось с Патрика, потом появились Крамер и Луиджи, ювелир Лопес и доктор Алессандри, не считая двух портье, все это люди, в чью судьбу я оказалась вовлечена или кто так или иначе коснулся моей судьбы. Исчезнуть невозможно. Можно уйти, но лишь для того, чтобы обнаружить, что ты снова куда-то прибыл. Покидаешь людей, чтобы снова оказаться среди них.

— Консультироваться будет не о чем, — сказала она, — даже если результат окажется положительным.

Она не знала, сказала ли это, чтобы подтвердить результат своих размышлений, найти их окончательную формулу, или лишь для того, чтобы проверить его реакцию; врач же отреагировал с брутальной откровенностью, откровенностью хирурга.

— Не будем ходить вокруг да около, — сказал он. — На этой стадии мне достаточно произвести просто небольшое обследование, синьора, и во время его совершить небольшое вмешательство, затем основательно промыть — и все! Я при этом ничем не рискую. Я всего лишь провел обследование, потому что у вас были жалобы. Это просто и безопасно. — Он посмотрел на нее. — Конечно, я говорю вам это только потому, что у нас нет свидетелей и потому что вас прислал Лопес.

— Я понимаю, — сказала Франциска. — Спасибо!

Он отвернулся, подошел к окну и стал барабанить пальцами по стеклу.

— Я не женат, — сказал он, — потому что не хочу иметь детей. — Фасады домов становились все более расплывчатыми в сгустившемся темно-сером тумане. — Посмотрите на этот старый растрескавшийся город, это не место для детей. Это не город, в котором чувствуешь себя молодым.