Сгущаются сумерки короткого вечера.Линка сидит, поникнув над раскрытой тетрадью. Погрузившись в раздумье, она грызет карандаш и прислушивается к каждому шороху. Затем, точно очнувшись после долгого забытья, она встряхивается, поправляет легким движением руки корону золотистых волос и с замирающим сердцем смотрит на дверь. Линка уже

знает, чувствует, что тревога, томившая ее весь день, была не чем иным, как мучительным ожиданием прихода Иннокентия. Она еще боится признаться в этом самой себе, но ждет Иннокентия и рада этой встрече.

В полдень, когда Роман, ползая под сеялкой, закреплял гаечным ключом ослабевшие болты у высевающих аппаратов, к полевому стану артели подъехал на злом, как черт, чубаром пикулинском жеребце Иннокентий Окатов. Резко осадив разгоряченного, взмыленного коня, Иннокентий, пренебрежительно прищурившись, внимательно обвел холодным, насмешливым взглядом спавших во время дневной передышки колхозников «Интернационала». Заметив копошившегося под сеялкой Романа, Иннокентий обратился к нему:

— Я извиняюсь. У меня дело к вам, гражданин председатель колхоза.

— Слушаю,— сухо сказал Роман, вылезая из-под сеялки и в упор глядя на молодцевато сидевшего в седле Окатова.

Иннокентий извлек ИЗ кармана каштанового френча довольно помятый клочок папиросной бумаги и молча протянул его. Роман, приняв бумажку, старательно разгладил ее на своей широкой шершавой ладони и стал внимательно читать. На его высоком, бронзовом от за-гара лбу тотчас же сомкнулись две вертикальные морщинки и сошлись, потемнели густые брови. Роман не заметил даже подошедшего к нему Мирона Викулыча и других членов артели: он молча, заметно волнуясь, читал написанное. Обветренные, потрескавшиеся губы его слегка дрожали. Он читал, спотыкаясь на каждом слове, и никак не мог уловить на первых порах смысла прочитанного. В бумажке, отпечатанной на пишущей машинке, значилось:

Срочно

Председателю правления колхоза «Интернационал» тов. Каргополову

Ввиду того, что в данный момент на хуторе Арлагуле ПО инициативе бойца Красной Армии товарища Иннокентия Окатова организована крупная сельскохозяйствен-

ная артель с мощной экономической базой — «Сотрудник революции», благодаря чего на вышеуказанном хуторе будут коллективизированы основные слои упомянутого населения, и памятуя, что только через такие формы коллективного труда мы придем на всех парах к социализму как к таковому,— предлагается, согласно решению кустового объединения колхозов, влиться вышеупомянутому колхозу в указанный колхоз «Сотрудник революции», за исключением тех хозяйств, кои окажутся против. В противном случае наше кустовое объединение не будет иметь возможности располагать соответствующей помощью в смысле машиноснабжения, а также и по линии кредитов данному колхозу, относясь к нему как к карликовому хозяйству, не дающему соответствующего производственного эффекта, а посему, в случае отказа с вашей стороны в стопроцентном выполнении данной директивы, выданные вам в кредит сельскохозяйственные машины, как то: сеялка, а также дисковая борона будут немедленно переданы в распоряжение указанного колхоза «Сотрудник революции»; и кроме того, предлагается немедленно освободить незаконно захваченный участок бывшего гражданина Окатова, предоставив «Сотруднику революции» данные площади земельных угодий на основании безвозмездного их использования на предмет производства для посевов социалистического сектора.

Председатель кустового объединения

С. Сечкин.

Кустовой агроном

Г. Нипоркин.

С трудом осилив путаную директиву, Роман оглянулся на комсомольцев, на Мирона Викулыча и вдруг почувствовал, как ком горечи и гнева подкатил к его горлу. Бросив беглый, полный нескрываемой ненависти взгляд на картинно подбоченившегося в седле Иннокентия Окатова, Роман хотел было крикнуть. Но, до боли стиснув зубы, он чуть слышно процедил:

— Так вот оно чем тут пахнет…

За спиной Романа наперебой зазвучали тревожные голоса членов артели:

— Какая опять оказия?

— Читай, что нам пишут!

— Не томи душу, Роман!

Вместо ответа на все эти вопросы Роман вдруг злоб-

но скомкал бумажку в могучем кулаке, подошел вплотную к Иннокентию и, показав ему фигу, сказал:

— Вот на-ко — выкуси!

— Я извиняюсь, гражданин. Я прошу не оскорблять моей личности при исполнении служебных обязанностей! — заносчиво крикнул Иннокентий, выпрямляясь в седле.

— Пошел отсюда к чертовой матери, пока цел! — глухо проговорил Роман.

Иннокентий Окатов, тотчас же пришпорив злого коня, рванул с места в карьер и галопом пошел от стана.

Подпасок Ералла пустил вдогонку Иннокентию горящую головешку.

Полевой стан «Интернационала» загудел, как растревоженный улей. Роман стоял с крепко стиснутыми кулаками в центре плотно обступившей его толпы членов

артели.

- Ну вот, ребята, и отстрадовались, отсеялись,— сказал со вздохом Роман; печальная мимолетная улыбка па мгновение осветила его запыленное, усталое лицо.

— Как так? Что такое, Роман Егорыч? — испуганно спросил Мирон Викулыч.

— А вот так, дядя Мирон,— проговорил Роман, участливо положив руку на его плечо.— Вот так… Тяжело нам было. Ты все па поясницу мне жаловался. Ну вот и дождался отдыха. Ложись теперь на межу, упрись в небо пятками, да и похрапывай.

-Ну, эти шутки брось, Роман. Я тебя всурьез спра-шинаю… обиженно проговорил Мирон Викулыч.

В самом деле, что такое случилось, Егорыч? -— спросил старый Луня, с тревогой заглядывая в изменившееся лицо Романа.

— А вот что случилось, товарищи,— сказал Роман, расправляя на ладони скомканную в кулаке бумажку — предписание кустового объединения.— Приказ через окатовского выродка поступил. Сеялки нас лишают. Колхоз наш не признают.

— Как так — отбирают?!

— Колхоз не признают?!

— Ты что, с умом, Роман, в самом деле? — закричали вплотную обступившие своего председателя члены сельхозартели.

Но вместо ответа на градом посыпавшиеся вопросы Роман, присев на дышло фургона, стал вслух читать бестолковое предписание кустового объединения. Но как

ни было чудовищно путаным это послание, а все же все слушавшие поняли его смысл. И когда Роман кончил чтение, Аблай крикнул:

— Жок — нет! Не отдадим сеялку!

Юношески звонкий голос Аблая потонул в дружных криках членов артели:

— Не давать!

— Пошли они к чертовой матери вместе с этой бумагой! Дух вон, не отдадим!

— Кровная она!

— Наша! Наша!

И Роман увидел, как над опаленными зноем, взлохмаченными головами русских, над бесцветными тюбетейками казахов поднялись и заметались крепко сжатые бронзовые кулаки. Они поднялись, как лес обнаженных кавалерийских клинков у всадников, готовых к смертельной атаке.