Высвободив ее, она стала ощупью искать на своей тумбочке часы. Сначала она наткнулась на основание лампы, потом пальцы коснулись кожаного ремешка «ролекса». Она поднесла их к самому лицу и внимательно вгляделась в циферблат. 11.40.

То же самое время, как и во сне. А может, это и был не сон? Совершенно сбитая с толку, она недоуменно озиралась вокруг. Голова жутко болела, с трудом приподнявшись еще немного, она сделала маленький глоточек воды. Спина тоже болела из-за слишком мягкого матраса. Ощущение было таким, будто эта постель прогибается до самого пола, как гамак.

В гуле, издаваемом вентилятором, появился новый оттенок, похожий на щелканье. Сэм снова посмотрела на потолок и сообразила, что звук доносится из ванной. Она выскользнула из постели, прошлепала по мягкому ковру к двери ванной и заглянула туда. В ванной пахло мылом и одеколоном, в воздухе висел сыровато-теплый туман. Большое белое полотенце лежало на мраморном полу, а сама ванна была мокрой, наверное, ею совсем недавно пользовались. Халат Ричарда из мягкой шерсти висел на дверном крючке. А потом она наконец увидела и этот вентилятор, а точнее, маленькую вытяжку на стене, над сиденьем унитаза. Здесь, внутри ванной, она щелкала значительно громче.

Сэм мимоходом взглянула в зеркало и поразилась, каким отекшим и усталым было ее лицо. Она выключила свет, и вентилятор умолк, лопасти щелкнули еще несколько раз и остановились.

Наступившая тишина была странной и неуютной. Она обернула вокруг себя полотенце и, пройдя через комнату, отдернула занавески и взглянула в окно. «Спокойно, как все спокойно», – подумала она. Открыла окно. Мягкий солнечный свет наполнял воздух приятным теплом, погода больше походила на весеннюю, чем на февральскую. Она облокотилась на подоконник и стала смотреть на Женевское озеро, необъятная зеркальная ширь которого скорее напоминала океан, чем озеро; оно было совершенно гладким, словно вода туго натянута между берегами, как гигантское брезентовое полотно. А за озером, сквозь туманный свет угадывались Французские Альпы, покрытые снегом, с отвесными коричневатыми склонами. Где-то там, правее, за этим туманом, Лозанна. А дальше, там, где озеро делало изгиб, находилась невидимая отсюда Женева.

Внизу пожилой, хорошо одетый мужчина с ярким шарфом на шее выгуливал крошечного терьера по деревянному понтонному мосту. Вот он нагнулся, чтобы посмотреть на быстроходные катера и небольшие яхты, пришвартованные у моста, совсем неподвижные, как игрушечные; потом уставился вниз, на воду, внимательно всматриваясь, будто что-то уронил туда.

Внезапно до нее донесся запах сигаретного дыма, а потом острый, почти соленый запах озера.

Голова продолжала болеть. В котором часу они приехали? Она попыталась вспомнить. Около трех ночи. Они стояли у входа в гостиницу, долго нажимали на кнопку звонка, пока почтенный ночной швейцар не открыл им дверь и не занес их сумки в вестибюль.

Где-то в отдалении дважды прозвонил церковный колокол, а потом затих, и снова воцарилась тишина. «Покой, – подумала она. – Покой». Она понаблюдала за лодкой, уплывшей далеко, к самому горизонту, и походившей теперь на небольшое темное пятнышко в туманной дымке, стоящей над водой.

Они внимательно слушали новости Би-би-си по радио в автомобиле, пока ехали сквозь ночь, на тот случай… ну так, на всякий случай, но ничего так и не произошло, если судить по последним, полуночным новостям. Никакой авиакатастрофы. Ну просто вообще ничего. Самолет компании «Чартэйр» СА-29, по всей вероятности, взлетел и благополучно приземлился, как при любом нормальном рейсе.

А если бы она летела тем самолетом? Что тогда?

Сэм повернулась и посмотрела вверх, на этот светильник, в то место, где в ее сне висел вентилятор. Такой реальный. Господи, он же казался таким реальным. Как и все прочее… Она снова повернулась к озеру. Его безмятежность выбивала ее из колеи. Она услышала скрежет ключа, и за спиной у нее отворилась дверь.

– Привет, таракашка, ты уже проснулась.

– Да вот только что встала.

– А я договорился насчет лодки, – сообщил Ричард. – Сегодня во второй половине дня. Я-то думал, что мы прокатимся на лодке после ленча.

– Отлично. Замечательно. – Она заметила кипу газет у него под мышкой. – Это сегодняшние?

– Ага. – Он показал их ей. – «Санди таймс» и «Воскресная почта».

– Уже из Англии?

– Ну, швейцарцы – народ оперативный.

Она посмотрела первую страницу «Почты» и принялась перелистывать дальше.

– Да ничего там нет, таракашка.

– Ничего?

– Никакой авиакатастрофы. Ты же это хотела узнать, разве не так?

Она пристально смотрела на Ричарда, стараясь отыскать выражение удовлетворения на его лице, и тогда могла бы закричать, выместить на нем свое раздражение. Но ничего похожего! На его лице не было ничего, кроме тревоги. За нее.

Мягкий плеск весел был единственным шумом, который нарушал тишину озера. Она откинулась назад, к корме крохотной лодочки, и провела пальцами по водяной глади за бортом. Вода оказалась ледяной. Она вытащила руку и растерла ее, посмотрела вверх, на горы, маячившие в отдалении высоко над ними. Все казалось таким огромным в сравнении с их крошечной хрупкой лодочкой.

Когда они отправились в путь, было тепло, почти жарко, однако лучи послеполуденного солнца грели все слабее, и клочья белого тумана постепенно затягивали поверхность озера. Ее начала пробирать дрожь, она машинально следила за уткой, плескавшейся в одиночестве в нескольких футах от них, совершенно по-домашнему, как в деревенском пруду.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Ричард, работая веслами.

– Отлично. Устала только…

Он тоже выглядел усталым. Кожа мертвенно-бледная. Белизна мраморного бюстика или восковой фигуры.

Или трупа.

За ленчем они разговаривали мало, сидели, как два незнакомых человека, вынужденные делить один столик. Она думала свое, а Ричард свое, он теребил нос, курил сигареты, слишком много пил: пиво, потом вино, потом коньяк. Она удивилась, что он не отправился спать, а упорно хотел пройтись на веслах по озеру, словно в этом для него заключалась некая миссия.

Может быть, он рассчитывал, что они там, на озере, снова полюбят друг друга? Может быть, в его сознании присутствовала какая-то мечта, образ, память о беззаботных днях Кембриджского университета… Лето. Да, летом замечательно кататься на лодках по озеру. Не как сейчас, когда зима в самом разгаре, настоящая зима и чертовски холодно.

Она обхватила себя руками, не желая разрушать его иллюзию, чтобы не сказать ему: «Бога ради, давай вернемся назад, пока мы не умерли от воспаления легких». Это не романтично, совсем не романтично. Мы что, приехали сюда, чтобы заболеть? Зато какие здесь можно сделать съемки! И залечить раны. Так что подрожать от холода – это сущий пустяк.

За ними тянулся тоненький белый след пены.