– Левка-то пришел – ни петь, ни рисовать.

Фира не оценила выражение, смешное и яркое, – просто не поняла, о чем речь. Вошла – Лева спит, наклонилась – запах, алкоголь.

На полу пачка сигарет. Фира схватила пачку, понесла Илье.

– Что несешь, как собака в зубах? Что морда такая, как будто война началась? Ну что такого, ну выпил, как человек, покурил… Евреи… Все у них проблема, все им надо, чтобы лучше нас, – вслед ей проворчала соседка, совершенно, впрочем, благодушно. Фиру в квартире уважали, и все дети у нее учились – Фиру уважали, а Илью обожали.

Фира неслась по коридору – 78 метров за несколько секунд, личный рекорд.

– Это что? Это – что?.. Это – что?!

– Это? Сигареты «Опал». Подумаешь, сигареты, большое дело… – отозвался Илья. Он был совершенно спокоен и даже отчего-то весел.

– Ах, большое дело? Ах, сигареты?! А твой ребенок пьян!.. – закричала Фира.

Первого сентября в Леву вселился бес. Фира так именно и ощущала, не «в Леву как будто бес вселился», а с указанием точной даты «бес вселился в Леву 01.09.82». Бес хотел одного – чтобы она больше никогда не была спокойна, чтобы ее муки состояли из множества маленьких мучений, вместе представляя собой почти непосильную ношу. Лева был прекрасен, стал ужасен.

Как педагог Фира знала: десятый класс – особенное время. Фирин педагогический стаж большой – около двадцати лет. Почти двадцать лет она повторяла в учительской: «Десятый класс – время гормонов». Но кто мог ожидать, что у Левы наступит половое созревание?! Во всяком случае, не Фира. Изумление – вот, пожалуй, основное чувство, которое Фира испытывала начиная с первого сентября, непрекращающееся изумление человека, изо дня в день спотыкающегося на ровном привычном месте и уже покорно ожидающего подвоха. Изумление – боль – изумление – боль, и покорное ожидание – ну что еще?..

– …Как ты можешь улыбаться, когда твой ребенок пропадает?.. Он, конечно, был у Виталика… Это все Ростов, это его дурное влияние!

– Твой сын не пропадет оттого, что они с Виталиком выпили и покурили… Фирка, не веди себя как дура-училка! Ну, они же мальчишки, выпили портвейна во дворе или коктейль в баре – это нормально.

– Да нет же, нет! С этого все начинается, начинается с плохой компании, с одной рюмки, с первого раза, – горячо шептала Фира. – Виталик и девочки Смирновы – это плохая компания для Левы! У Виталика практически нет матери, богемная среда… Ну, ладно, я погорячилась, Виталик, девочки и кто там еще с ними собирается – обычные дети, но в том-то и дело, что они обычные, а Лева другой, ему все это – нельзя! У него впереди международная олимпиада! Как будто ты не знаешь…

Конечно, Илья знал. В прошлом году команда СССР на международной олимпиаде заняла девятое место – провалилась, не из-за Левиного отсутствия, конечно. Они не захотят больше такого позора. В этом году у Левы есть шанс, последний шанс… городская олимпиада, всесоюзная, международная…

– Сейчас решается все! Все поставлено на карту!..

Прежде у Фиры с Левой был один организм. Что же, теперь их интересы расходятся, это у Фиры все поставлено на карту, а у Левы – плохая компания, сигареты, водка? В Левином послужном списке числилась даже драка.

Это была загадка для всех учебников психологии. Летом уехал на дачу хороший, плавно взрослеющий мальчик, из тех, кто смотрит на плохих мальчишек из окна, а у самого горло шарфом завязано и в руке учебник, а приехал… кто? Обычный мальчишка в переходном возрасте?

Первого сентября Лева пришел домой с лицом, раскрашенным синим и красным так густо, словно он играл в индейцев. Кровоподтеки, царапины на любимом лице, нарушение Левиной физической целостности было потрясением – как будто это ее расцарапали. Лева ребенком-то никогда не дрался, и вдруг – драка с одноклассником… На испуганные вопросы «почему, что произошло, скажи, это останется между нами» последовало твердое «нет» и совершенно невозможное между ней и Левой «это мое дело».

Фиру вызвали в школу, впервые не для того, чтобы Леву похвалить.

– Дело не в самом факте драки, – сказал классный руководитель, математик, – важен характер драки. Это была дикая, с остервенением, драка до последнего… Может быть, вы знаете, на какой почве произошел конфликт? Из-за национального вопроса? Это не оправдывает, но хотя бы объясняет его безобразное поведение…

Фире было бы легко оправдать Левино безобразное поведение согласием, даже просто кивком, – да, это был национальный вопрос. Математик был еврей, сутулый, полноватый, в очках, и явно имел в своем школьном прошлом что-то вроде обзывания «жидом пархатым». Но она только отрицательно мотала головой – нет, не знаю, не понимаю, «наверное, была какая-то важная причина, но он нам не сказал…».

– Лева – наша гордость. Но это школа, понимаете?

– Понимаю, спасибо, – сказала Фира и пошла домой.

На первом же родительском собрании звучало – Резник, Резник, Резник… Главное слово было – неуправляем. Резник ведет себя высокомерно, подчеркивает свое интеллектуальное превосходство над учителями, неуместно высказывает свое мнение. Брестский мир нечестен, отмена НЭПа неразумна, Горький примитивен… Пользуется своей образованностью и прекрасно развитой речью, но у нас на уроках не один Резник.

Затем последовали претензии другого порядка – не к интеллектуальной наглости, а к поведению. Фира сидела, уткнув глаза в парту, а родители смотрели на нее с любопытством, сочувственным и отчасти ехидным, – надо же, Резника ругают, мир перевернулся! Учителя вывалили на нее мешок претензий, все на букву «у» – ушел, увел, устроил… Ушел без разрешения с урока литературы, увел с собой половину класса, и даже в субботнем походе Лева умудрился повести себя плохо: все пошли в одну сторону, а Резник в другую… Диагноз колебался от мягкого – «излишняя шаловливость, неуместная независимость, подчеркнутое неуважение к взрослым» до сурового – «хулиганство»… Иногда кто-то из учителей говорил: «Резник – наш лучший математик», Фира поднимала глаза и робко смотрела, но дальше звучало «но…», и она опять опускала голову.

Так ее и бросало – от гордости к стыду, из жара в холод. Испытывать одновременно столько сильных эмоций оказалось непосильно тяжело, Фира перестала слушать, уплыла и кивала, кивала…

За «Левину математику» с самого начала отвечал Кутельман, 239-я школа была «Левина математика», он всегда ходил на собрания с Фирой, ждал во дворе у входа в кинотеатр «Спартак».

– … Эмка! – Фира бросилась к нему, как к спасению. – Эмка, Эмка!..

Можно было сесть на троллейбус на Литейном, проехать несколько длинных остановок, но они, не сговариваясь, пошли пешком.

– Лева – талантливый математик, но что интересно… Для математика характерна некоторая отрешенность, а Левина главная черта – страстность. Это тот редкий случай, когда математический талант и натура отчасти противоречат друг другу.

– Но в кого он может быть страстный? Илья однолюб. …В кого же Лева?..