Павел Гарелин лежал на земле, не двигаясь. Не знал он, что так тяжело расставаться с жизнью и что столько боли причиняет одна-единственная крохотная пулька. Маленькая пулька, почти ничего не весившая, засела внутри и жгла. Павел чувствовал, как из него струей вытекает кровь, но она почему-то казалась холодной, а он всегда ощущал тепло чужой крови. Не хватало воздуха, хотелось откашляться, выплюнуть скопившуюся в легких жидкость, но не было сил, их становилось с каждой минутой меньше и меньше. И все же, находясь почти в бессознательном состоянии, Гарпун ощущал и слышал происходившее вокруг, хотя его уже ничто не волновало, кроме нестерпимой боли.

Кто-то приблизился, склонился над ним. Павел медленно открыл глаза... Стелла! Этого не может быть. Стелла живая, молодая и красивая, с чудными завитками волос, с запахом жасмина и корицы, с искрящейся улыбкой. Откуда она взялась? Почему она здесь? Павел хотел сказать ей, чтоб срочно бежала отсюда, здесь менты... и вдруг догадался: она пришла за ним. Она уведет его туда, где ничего нет... Нет? А как же Стелла пришла? Значит, и там есть... и с него спросят...

Но кто это за ней прячется? Да, это он. Отец! Осклабился. Он всегда стоял за спиной, всегда выползал из подпола и следовал по пятам. Это он убил Павла, он. Он и Стеллу... Павел хотел приподняться, плюнуть в подлую рожу отца, но у него ничего не получилось. Отец спрятал улыбку за плечом Стеллы, он смеялся над сыном. Тогда, едва шевеля губами, из последних сил собрав их воедино, Павел сказал отцу то, что тот заслужил:

– Ненавижу... Ненавижу...

– Да плевать я хотел на твою ненависть, – произнес Иван, выпрямляясь. – Подыхает, а туда же – ненавижу!

Павел понимал, что уходит. Он все хуже и хуже различал голоса и слова, в ушах стоял шум, а рядом со Стеллой появлялись новые люди. Он их видел раньше. Он их... да! Они не живут, потому что Павел забрал их жизни. А теперь и его тоже... Они ненавидят Павла, одна Стелла любит. Любит, как прежде. Люди, люди, люди... Много их. Толпа. Но почему-то они не говорят, бесшумно движутся. Девчонка в розовой куртке... Мент с простреленным черепом... Адреналина...

Адреналина – с лицом нимфетки, потрясными сиськами и призванием трахать мужиков. Не они ее имели, а она их, да еще бабки за это брала. Года три сексуальную нужду он справлял у Адреналины, с него-то она денег не брала, видать, сильно нравилось с Павлом в койке прыгать. Веселая была... Но девулька сильно задрала нос, лучше б чаще юбку задирала, а не лезла к наркодельцам, мол, мало платят. Тогда они заплатили Павлу один раз. И любовалась Адреналина с Павлом звездами на крыше... Она так быстро летела вниз, так быстро... и удар об землю был какой-то ненатуральный, куцый...

А Валька торжествует, как будет торжествовать дядя, избавившись от Гарпуна. Павел хотел воспользоваться папкой, из-за которой дядя заказал Веремеевых, решил потребовать у него сумму, превышающую втрое обещанный гонорар, это была бы ему месть за презрение и...

Кругом провал. Дядя кашу заварил, а расхлебывает Гарпун? Что? Он уйдет, а дядя останется? Никогда! Последнее слово останется за Павлом, лишь бы Стелла услышала, что ей скажет Павел, она передаст кому надо... Стелла!..

– Что-то шепчет, – сказал Артур. – Зовет кого-то.

– Повтори, что ты сказал? – громко спросил Иван, склонившись к Гарпуну. – Я слушаю, говори.

Внутри Гарпуна булькало при вдохе и выдохе. Павел повторял, не узнавая собственного голоса, повторял, как заученный урок.

– Цифры какие-то, – пожал плечами Иван. – Кажется, все, каюк ему?

Артур стал на колено, наклонился... Мда, конец кошмару. Машинально посмотрел на часы: смерть наступила в 4.21.

– Загружай! – услышал Артур, поднимаясь с колен.

– Во живучий, гад, – позавидовал Иван, глядя на труп Гарпуна. – Цифры... Похоже на код. Где искать только?..

– Это не код, это номер телефона, – уверенно сказал Артур.

Абрам Ганнибал, поседевший и заметно постаревший, поднимался по широкой лестнице Зимнего дворца, не торопясь, степенно. Он приподнял гордо подбородок, а вся его фигура была выпрямлена, ничто не выдавало волнения в Абраме, но в груди под парадным мундиром трепетно билось сердце, обдавая жаром все тело. Ганнибал проходил анфилады комнат, где по стенам висели великолепные картины и гобелены, стояли гигантские вазы, красовались скульптуры. Абрам же ни на что не обращал внимания, чеканил шаг по полу... в который можно глядеться, как в зеркало. Да, дворец напоминал Лувр и Версаль. Как скоро все изменилось, даже лакеи в камзолах стояли на всем пути Абрама, как во Франции, куда они приехали с Петром.

Он переступил порог тронного зала и на минуту остановился, услышав свое имя. Не глядя ни на кого, он пересекал зал, шел прямо к ней, к той, пред которой благоговел и преклонялся. Она была величественна и прекрасна, она одна достойно оценила его вклад в родное Отечество и многолетний кропотливый труд – императрица Елизавета, дочь Великого Петра.

– Абрам Петров сын Ганнибал, – начала она торжественно, – генерал-майор и обер-комендант крепости Ревеля, кавалер ордена Святой Анны! Мы пригласили вас, дабы вознаградить за верную службу. С сего дня вы произведены в генерал-аншефы и назначаетесь начальником Ладожского канала и Кронштадтских укреплений, вы переводитесь из крепости Ревель в Петербург, а также награждаетесь орденом Святоого Александра Невского и именуетесь теперь главным инженером Российской империи.

Абрам глубоко вдохнул, дабы задержать предательские слезы, и наклонился к ручке императрицы. В этот момент она сказала ласково:

– Абрам Петрович, я счастлива лично вручить вам эти награды, потому как ни одного человека в России не найдется, достойного их более, чем вы.

– Я рад служить Отечеству и вам, государыня.

Все-таки две слезы выкатились, но, по счастью, сразу затерялись в сети морщин под глазами. Елизавета улыбнулась, так же тихо пожурила арапа:

– Ну-ну, Абрам Петрович... Вы всегда были примером мужества для нас, к чему же слезы?

– Не буду, государыня, не буду...

– Тогда повернитесь ко всем, пусть увидят вас в орденах, которые вы заслужили.

Он повернулся к залу лицом. Торжественная музыка ласкала слух, разряженные придворные с восхищением глядели на арапа... И вспомнил он первые годы в России, когда черный облик его вызывал ужас, брезгливость, презрение. Понадобилось немного времени, всего-навсего вся жизнь, чтобы смотрели на него теперь по-иному. Теперь он богат, в славе и почете, род его продолжен. Всего-навсего жизнь... но ведь для истории это действительно немного...

* * *

Все кончилось, можно гулять, ходить в магазины, к друзьям, а у Даши образовалась внутри пустота. Живя в напряжении довольно длительный период, невозможно освободиться от него в один миг. Освобождение оказалось таким же тяжким бременем, как месяцы опасности. Вернее, не наступало освобождения. Артур предложил сходить отметить благополучное избавление в ресторан, оделись как подобает, вышли... Очутившись среди людей, Даша потащила его домой: