Согласно имеющимся свидетельствам, Алиса легко переняла образ жизни в провинции, пользовалась всеми ее благами и путешествовала. У нее родилось три сына — Алан Ниветон, Леопольд Реджинальд (которого в семье звали Рекс) и Кэрил Лидделл Харгривзы.

Принц Леопольд тоже женился и свою дочь назвал Алисой. Он умер незадолго до рождения единственного сына.

Переписка Алисы с Доджсоном все эти годы была весьма отрывочной и очень формальной. В основном она состояла из его сообщений о «ее приключениях», как он называл свои пользующиеся постоянным успехом книги. Доджсон остался жить в Оксфорде, написал и издал «Охоту на снарка», а также продолжал фотографировать девочек приблизительно до 1880-х годов, когда наконец навсегда оставил это занятие.

Последняя встреча Доджсона с Алисой состоялась в 1891 году — она приезжала в Оксфорд на торжества по случаю отставки своего отца, декана Лидделла. Перед приездом она получила письмо от Доджсона с приглашением на чай. Хотя на чай она не пошла, но все-таки ненадолго заглянула к Доджсону в сопровождении сестры Роды. Я решила, что в книге она придет на мучительную встречу с человеком, подарившим ей бессмертие, с сыновьями, а не с сестрой.

Чарлз Латуидж Доджсон и декан Генри Лидделл умерли с разрывом всего в несколько дней в 1898 году. При жизни Доджсона ни он, ни Алиса, ни кто-либо еще из ее семьи никогда не говорил открыто о причине прекращения их отношений.

После начала Первой мировой войны все три сына Алисы ушли на фронт. К несчастью, старший сын Алан, а затем и Рекс погибли во время боевых действий во Франции. В 1926 году умер Реджинальд Харгривз, и Алиса осталась в Каффнеллзе одна. Кэрил жил по большей части в Лондоне, и, когда приезжал навестить мать, они, по свидетельствам слуг, довольно часто ссорились. Каффнеллз пришел в упадок, и, чтобы получить средства на содержание имения, Алисе пришлось продать часть земли. Наконец продавать больше стало нечего, и, по слухам, дом уже был готов к сдаче в аренду, но в это время Алиса нашла еще одну сохранившуюся у нее ценность.

В 1928 году с аукциона «Сотбис» ушел рукописный оригинал «Приключений Алисы в Стране чудес», называвшийся «Приключения Алисы под землей». На глазах у Алисы рукопись была продана американцу доктору А. С. Розенбаху. Алиса получила за нее самую высокую в то время цену, которая когда-либо выплачивалась за книгу. В газетах писали, что Алиса держалась крайне невозмутимо и была очень довольна вырученной суммой. Получив деньги на содержание имения, она прямо с аукциона отправилась в Каффнеллз, который теперь могла привести в порядок.

После этого она все чаще упоминалась в прессе как настоящая Алиса. В конце концов она, кажется, приняла все, что предполагает слава прототипа героини книг, хотя о причинах разрыва с Доджсоном по-прежнему молчала. Она просто мило, но довольно уклончиво рассказывала о своем детстве в компании Льюиса Кэрролла, подтверждая, что у нее, например, когда-то действительно имелась кошка по имени Дина, и повторяя уже ранее написанное Доджсоном и Даквортом о том полдне на реке, когда она впервые услышала сказку об Алисе.

В 1930 году, когда отмечалось столетие Доджсона, интерес к ней возрос. В нескольких жизнеописаниях — особенно в биографии Флоренс Беккер Леннон, беседовавшей с Иной, — начал вновь муссироваться вопрос о причине разрыва между Доджсоном и одиннадцатилетней Алисой.

После интервью Лорина в панике написала Алисе письмо, начинавшееся словами:

Ты, наверное, не помнишь, когда мистер Доджсон перестал приходить в дом декана? Сколько тебе тогда было? Я сказала, что его отношение к тебе стало слишком нежным, когда ты подросла, что мать побеседовала с ним на эту тему и что он, оскорбившись, перестал нас навещать — ведь нужно же было как-то объяснить разрыв наших с ним отношений…

Однако Алиса отказывалась разговаривать с биографами и молчала на эту тему.

В мае 1932 года в сопровождении Кэрила и сестры Роды она в качестве прототипа героини «Алисы в Стране чудес» морем отправилась в Соединенные Штаты на торжественную встречу в Колумбийском университете. Она дала много интервью на радио, неоднократно позировала фотографам и даже встретилась с прототипом Питера Пэна — Питером Люэлином-Дэвисом, который впоследствии покончил жизнь самоубийством, по-видимому, из-за того, что так и не смог жить со свалившейся на него славой.

Вскоре после возвращения домой Алиса написала письмо Кэрилу, которое начиналось так: «Но, милый мой, я так устала быть Алисой в Стране чудес. Звучит неблагодарно? Да. Только я действительно устаю».

Состарившись, Алиса продолжала жить одна в Каффнеллзе. Ина умерла в ноябре 1930 года. В 1929 году Кэрил женился на женщине, оставшейся после войны вдовой, и наконец подарил Алисе ее единственную внучку по имени Мэри Джин.

В 1934 году, в возрасте восьмидесяти двух лет, Алиса Харгривз скончалась.

Она так и не раскрыла причину разрыва с Чарлзом Латуиджем Доджсоном. Как не сказали об этом и члены ее и его семьи. Историкам остается рассчитывать лишь на страницы его дневника, неизвестно, удаленные или нет, найденные или, напротив, навсегда утерянные. Тайна остается, хотя каждые несколько лет кто-то заявляет, что открыл правду, а другой — что эту «правду» развенчал.

Но являются фактом замечательные фотографии музы Доджсона, сделанные им самим, и классическая литература, до сих пор вдохновляющая художников слова, — «Приключения Алисы в Стране чудес» и «В Зазеркалье».

И остается неизменным наше вечное любопытство к необычным отношениям музы и творца.

Моральная дилемма

После выхода в свет книги «Я была Алисой» я имела удовольствие неоднократно встречаться с читателями и членами книжных клубов для обсуждения своего произведения. Из каждой встречи я выносила для себя что-то новое, но со временем научилась и предвидеть вопросы, которые возникают регулярно.

Одна из постоянно обсуждаемых тем — отличие современного мировосприятия от викторианского; ведь историческая литература нередко воспринимается в контексте нашего времени. Однако работая над книгой, я стремилась передать именно викторианские мировосприятие и атмосферу, и мне нравится устраивать в беседах с читателями небольшой экскурс в викторианскую эпоху, который дает возможность посмотреть на мое произведение под иным углом… и всегда вызывает еще более бурные дискуссии!

Например, некоторым нашим современникам очень трудно смотреть на фотографии Доджсона (на них много детей, особенно девочек), не видя в этом чего-то противоестественного, если не сказать возмутительного. Признаюсь, что моя первая реакция на снимки, которые я увидела на выставке «Мечты в картинках: фотографии Льюиса Кэрролла», была такой же. Читатели недоумевают: почему родители позволяли фотографировать своих детей в той или иной степени обнажения? И почему фотография юной Алисы Лидделл оказалась у Джона Рескина?

Дело в том, что в 1850-х годах фотография являлась новшеством, очень необычным явлением. Людей, умевших фотографировать, было мало, а те, кто умел это делать, снимали в основном пейзажи. Фотографировать людей, тем более детей, оказалось намного труднее, поскольку натурщик не меньше минуты должен был сидеть совершенно неподвижно. Именно поэтому снимки детей ценились на вес золота. Сама Алиса Лидделл писала, как терпелив был Чарлз Доджсон со своими маленькими натурщиками, как ловко ему удавалось превратить процесс в игру, как он рассказывал им истории, рисовал картинки, а дождавшись, когда они увлекутся, спешил экспонировать пластинку.