Гарри решил, что он уже порядочно повеселил Питера и что настало время выступить в роли советника. Тон Питера показался ему слишком неуважительным. Это не понравилось Гарри.

— Слушай, Даунс, как ни заманчиво все звучит, мне сейчас пора идти. У меня намечена планерка на два пятнадцать, а хотелось бы успеть немного перекусить.

— Не волнуйся, старина, я знаю, какой ты бываешь, когда тебе хочется чего-нибудь вкусного перехватить. Передавай привет Банти, хорошо?

Гарри обнаружил, что на другом конце провода положили трубку, и тихо выругался. Даунс явно перегибал палку, но этот звонок кое о чем говорил: «Джорджио Брунос и все мои дела с ним не должны выходить из-под контроля».

Гарри решил дистанцироваться от Джорджио в тот самый вечер, когда того арестовали. Он испытал потрясение, ужас и прочие эмоции, всерьез страшась, что поддержание отношений с семьей Брунос могло выставить его, Гарри, в неподобающем свете перед другими советниками и подрядчиками. Но он был крепко повязан делами с Джорджио и понимал это. И вот теперь этот звонок от Даунса подтвердил его наихудшие подозрения: «Джорджио распродает свое имущество. Донна ни за что не рыпнулась бы, если бы Джорджио не дал ей на это разрешения. Именно Джорджио нужно получить деньги за свою собственность. Может, ему просто срочно нужны деньги? И только в этом причина срочной продажи…»

Однако не в продаже дома крылась причина волнений Робертсона. Джорджио весьма много знал о бизнесе Гарри, о его делишках, о других занятиях. Гарри крайне встревожился. Он уже сожалел о том, что так быстро бросил на произвол судьбы Джорджио и Донну. Ему нужно было оставаться рядом с ней. Не афишируя это, разумеется. Конечно, Гарри не пошло бы на пользу, если бы он открыто общался с супругой местного преступника. А ведь именно таким и предстал Джорджио во время суда. По мнению Гарри, если бы Брунос не был таким жадным, они бы и по сию пору весело проводили бы время вместе.

Гарри застонал… Весело проводить вместе время, наслаждаться жизнью — это, пожалуй, следовало считать преуменьшением. Оставаясь вместе, они вдвоем стоили бы хорошего состояния. И ни он, ни Джорджио никогда не испытывали бы нужды, имея в запасе несколько миллионов.

В этот момент в комнату вошла секретарша Гарри — Сэлли, она раскачивала бедрами на ходу и самодовольно улыбалась. Однако впервые Гарри не остановил взгляда на ее хорошенькой, чувственной мордашке.

Он был весь поглощен своими мыслями: «Как только я расстался с Донной, она сошла с моей орбиты. Сейчас я не могу позволить себе общаться с ней постоянно. В то же время, если я в курсе, где она в настоящий момент, то могу за нею приглядывать… Интересно, а вдруг у Джорджио созрела мысль что-то предпринять, чтобы раньше выбраться на свободу? Или он собирается и меня, Гарри, продать? Все это так тревожно. За мной числится несколько крупных дел, и если правда выплывет наружу, скандал может погубить меня. Более того, если Джорджио проговорится насчет бизнеса по производству программного обеспечения, который мы собирались наладить, то я, Гарри Робертсон, окажусь за решеткой, опозоренный, и буду отбывать длительный срок за махинации». С каждой минутой ему становилось все страшнее.

— Гарри, я вам еще нужна или мне можно пойти на ланч?

Приятное лицо Сэлли расплывалось перед глазами Гарри, как у боксера, которого кто-то не очень нежно двинул в пах.

— Ах, это ты… Слушай: выметайся отсюда, девчонка! Иди себе на ланч, Христа ради!

Сэлли широко раскрыла глаза, и на лице ее появилось обиженное выражение. Она отчасти напоминала своим видом только что побитую собаку. Покрасневшая, вся в слезах, Сэлли выбежала из комнаты.

Гарри обхватил голову руками. «Теперь перед нею придется извиниться, иначе она разболтает об этом эпизоде всему Таун-Холлу… Сволочь он, этот Питер Даунс! И проклятый Джорджио Брунос сволочь!..»

«Надо же такому случиться как раз сейчас, когда все идет хорошо. Что ж, если Донна Брунос дрейфует в сторону тюрьмы, то, может, это и не так плохо. Это все равно, как если бы она удалялась от меня, держа бомбу в руках. Лишь бы она не бросила бомбу». — Именно это волновало Гарри больше всего.

Он пришел к выводу, что ему и Банти обязательно надо заехать к Донне, излучая свет и изображая саму доброту, чтобы попытаться склеить их разбившуюся дружбу. Тут он услышал, как Сэлли хлопнула входной дверью, и принялся грызть ноготь на большом пальце: «Сэлли расстроилась больше, чем я мог себе представить».

Гарри взял телефонную трубку. Он приготовился услышать пронзительный голос Банти. И выдержать волну ярости, которая наверняка обрушится на него в ответ на неожиданную просьбу. Такой прием был ему гарантирован. Во многих отношениях он и раньше завидовал Джорджио, в частности, тому, что у него столь смиренная маленькая жена. Теперь же Гарри просто позеленел от зависти: «Банти — не та женщина, которой можно приказать что-либо сделать в твоих интересах. Даже если ты точно знаешь, что это для тебя хорошо».

Глубоко вздохнув, он все-таки набрал свой домашний номер.

Банти Робертсон впору было связывать. Она стояла посередине гостиной и мрачно, угрожающе смотрела на мужа, безуспешно пытавшегося утихомирить ее.

— Банти, дорогая! — Глаза Гарри умоляющим выражением были устремлены на жену.

— Заткни свой дурацкий рот, Гарри! Я не поеду, повторяю тебе, не поеду в дом этой суки ни ради денег, ни ради любви. Ты понял? Или ты хочешь, чтобы я написала тебе это на лбу в виде татуировки?

Гарри почувствовал, что сердце у него упало куда-то вниз — пониже пупка.

— Банти, послушай меня, ради бога. Тебе придется сделать это. Если Джорджио откроет рот, мы все увязнем по самую шею. Включая тебя и твоего отца.

Длинное лошадиное лицо Банти застыло в злобной усмешке. Она отнюдь не женственно, а скорее грубо фыркнула через большие ноздри.

— Прости меня, если я кажусь тебе упрямой, дорогой Гарри, но если бы Джорджио собирался разинуть пасть, то, я думаю, к этому времени он уже сделал бы это. И что, в конце концов, ему теперь это даст? Он и так отбывает восемнадцатилетний срок. А я-то думала, что даже ты можешь понять такую простую вещь.

Наконец высокий пронзительный голос Банти задел какие-то мужские струны в душе Гарри. Он переборол свой страх. И впервые за всю долгую жизнь со своей тощей долговязой женой Гарри Робертсон заорал на нее:

— Он собирается добиться решения по проклятой апелляции, ты, чертова идиотка! И если ему это не удастся, вот тогда он наделает дел. Когда-нибудь ты или твой папаша задумывались об этом? Значит, и отцу твоему не приходило в башку, что Джорджио может получить снисхождение и даже просить, чтобы его выпустили из ловушки в обмен на скандал, который нас обоих оставит по пояс в дерьме?! А вдруг он проболтается о нашем бизнесе, и об этом начнет судачить вся страна. Об омерзительном производстве, в делах с которым вы все завязаны?! Я долго терпел то, как ты артачилась. А теперь хочу, чтобы ты меня выслушала! И слушалась теперь и всегда меня, а не себя и этого сутенера-папашу! Майор Браунинг, надо же! Единственное проявление тесной близости к армии — это работа в теплице за дезертирство. А теперь прекрати скулить, поезжай туда и успокой эту суку, жену Джорджио.