– Говори! Какое дело?

Антошка промокнул носовым платком уголки рта, шумно, одновременно носом и ртом, втянул воздух и сказал:

– У нас китайский обычай – если кто-то спасёт китайца, то отвечает за него всю жизнь.

– Знаю! – ответил Александр Петрович.

– У вас обычай другой – наоборот! – Антошка долго и молча смотрел на Адельберга. Не дождавшись ответа, он продолжил: – Сейчас я хочу следовать вашему обычаю…

Александр Петрович кивнул.

– …я считаю себя обязанным тебе за то, что ты спас мне жизнь! Я благодарен тебе и хочу дать тебе часть того золота.

Александр Петрович хотел ответить, но Антошка не дал ему говорить:

– Я знаю, что на железную дорогу пришли «сулянь» и всех вас – «бай э» уволили, и ты, наверное, остался без работы, я правильно сказал?

– Правильно, ты сказал всё правильно – Советы нас, белых русских, действительно уволили с дороги…

– И жизнь у тебя сейчас, должно быть, не очень хорошая!

– Ты правильно говоришь, но жить можно!

– Наверное, опять что-то продал? – спросил Антошка и с иронической улыбкой зацепился большим пальцем за золотую цепочку, висевшую на его жилете.

«Помнит, ничего не забыл!»

Александр Петрович вспомнил, как тогда улыбнулся китаец и покачал головой, потом свесился с полки, взял книгу, раскрыл её и тут же закрыл. «Нет! – подумал он. – Прежде чем заснуть, надо обдумать завтрашние действия с Антошкой!»

На той, первой встрече Антошка объяснил, что Адельберг нужен ему для дела.

– А цепочку забери, – сказал он, – дядька был не прав…

– Цепочка его, – возразил тогда Александр Петрович. – Я ему продал эту вещь за деньги!

– Нет! Он должен был дать денег больше, чем дал, – твердо заявил Антошка и отцепил цепочку от жилетки и от часов. – Ещё у меня к тебе просьба! Я не буду ничего рассказывать подробно, я выполняю задание очень важных людей и не могу с этим золотом ездить по Китаю, а ездить мне приходится очень много…

– Что за просьба? – спросил Адельберг, он насторожился, он знал, что китаец просто так не станет обращаться с просьбами, тем более к иностранцу.

– Надо спрятать золото в таком месте, о котором знал бы только ты!

– А ты? А вдруг я тебя обману и убегу с твоим золотом?

Антошка посмотрел на Адельберга, ухмыльнулся, промокнул платком уголки рта и шумно всосал воздух одновременно ртом и носом. Александр Петрович услышал этот звук, такой характерный для простых китайцев, и подумал: «Лаобайсйн, ты и есть лаобайси́н, никакими костюмами и платками этого не скроешь!»

– Ты мог это сделать в прошлом году в июле, и я бы об этом ничего не узнал! – возразил Антошка.

– Почему?

– Потому что я бы умер! Ты уже спрашивал!

– Ах да! – Оплошность Александра Петровича их обоих немного рассмешила. – Ты правильно говоришь! А золото в слитках?

– Нет, большими слитками неудобно пользоваться, мы с братом перелили всё в маленькие слитки. Когда мне потребуется, я тебе сообщу, ты будешь их доставать и передавать брату в Харбине или в Дайрене. Может быть, он где-нибудь ещё откроет лавку, тогда мы тебе скажем.

– Брат – это тот маленький толстый мальчик?

– Да, толстенький Чжан!

– А это не противозаконно? – без всякой надежды спросил Адельберг.

Антошка посмотрел на него и хмыкнул:

– Здесь – противозаконно, а на юге – законно.

Александр Петрович на секунду задумался, он понял, что без подсказок он не сможет понять, какое задание и каких «важных людей» выполняет Антошка; да это ему было и не нужно, а проявлять любопытство дело бесполезное; и что, в конце концов, в этой стране законно? Память всё же зацепила два слова, сказанные китайцем: «на юге», но что это значило, Александр Петрович додумать не успел. Тогда он задал другой вопрос:

– Если с тобой что-то случится, что делать с золотом?

– Тогда к тебе придёт брат.

– А если с братом что-то случится?

– Тогда придёт другой человек!

– Как я его узнаю?

Антошка подумал и сказал:

– Тогда придёт человек с этой цепочкой, – и спросил: – Сколько денег нужно тебе?

Вот так они договорились и уже несколько раз встречались. Завтра, а наверное, уже сегодня в Дайрене Александр Петрович должен будет прийти в лавку брата Антошки – Толстого Чжана и передать ему четыре слитка.

«Завтра всё сделаю, пока Анна будет распаковывать чемоданы!» Он снова свесился с полки и посмотрел на жену. «Заснула, такая спокойная!» – подумал он с удовлетворением и улыбнулся, вспомнив, как в ресторане она вздрогнула после слов официанта, когда тот сказал, что рядом с ними за столиком в правом ряду сидит человек из СССР. Александр Петрович не обратил бы на эти слова внимания, но Анна! Она вся подобралась, поджала локти, сжала кулачки и гордо подняла подбородок. Если бы Александр Петрович незадолго до этого не развеял её дурного настроения, он наверняка бы посмеялся над ней. Но тогда это было невозможно, он только подумал о том, что никогда не задумывался, как же мал мир его любимой жены. Он уже перестал думать об Антошке.

Большую часть своей жизни она прожила в городе, разделённом на три части, две равные друг другу русские: одна – русская, другая – русская советская, и третья – китайская. Китайцев в Харбине было намного больше, чем всех вместе взятых русских, но по своей значимости в жизни города все три части были практически равны. Китайцев Анна не различала, они для неё были на одно лицо, но оказалось, что она не различает и русских, они тоже оказались для неё на одно… только вот – лицо ли?

«Как же тут правильно выразиться? – думал Александр Петрович. – На одно – политическое лицо! Вот! То есть она не может на харбинской улице отличить просто русского от русского советского! – И тут же ему в голову пришла мысль: – А кто их может различить?»

Вот это был вопрос на сон грядущий! И он понял, что он сам тоже никогда об этом не задумывался.

А действительно, кто их может различить, если они все – русские? Чем они друг от друга отличаются или должны отличаться, особенно когда одеты в одежду, купленную в одних и тех же харбинских магазинах? Александру Петровичу подумалось, что сейчас этот вопрос, наверное, не стоит таких сложных размышлений, он только понял, что тот молодой человек в вагоне-ресторане, оказавшийся советским гражданином, сам того не желая, нарушил границы мира его жены и она к этому ненарочному нарушению оказалась не готова. Он тогда отвлёк её на что-то, и через несколько секунд она об этом забыла.

С этой мыслью Александр Петрович снова взялся за очерки профессора Устрялова, на душе стало покойно, он уже раскрыл их, но тут же отложил: «А как всё-таки затронул её душу этот отрывок, про мавзолей! Но как можно об этом судить и ей, да и мне тоже, если мы там не были и этого не видели? И зачем я соврал ей, что говорил об этом с Николаем Васильевичем? Чего-то я… в общем?.. – И он принялся листать, но уже не по сделанным закладкам, а наугад: – Тут было что-то близкое, будто специально на эту тему». – Он перелистывал страницу за страницей и вспомнил: – Вот: «Нет привычных костылей…» Да, вот это я хотел найти: «…Нет привычных костылей, нет удобного карманного компаса, приходится ориентироваться «по звёздам». Комнатным людям с непривычки это трудно!..»