Она то дремала, то снова просыпалась, но каждый раз при этом заново ощущала неповторимое блаженство, переворачивалась на другой бок, поудобнее устраивалась на тюфяках и с удовольствием засыпала. Сухое тепло протопленного жилья, привычный запах овчин успокаивал ее, мысли о Харальде наполняли счастьем — все это делало бедную, душную, закопченную избушку прекраснее царских палат, и Елисава была счастливее, чем любая византийская царевна, возлежащая на золотом ложе под аксамитовым пологом.

В очередной раз ее разбудила какая-то суета: вроде стук в дверь, мужские голоса, шепот Буденихи, которая что-то отвечала им, легкие шаги босых ног по деревянным половицам.

— Разбудите Эллисив, это важно, — настаивал кто-то, кажется Халльдор или Ингимар Гусиная Шея, но Будениха не понимала варяжской речи, поэтому только махала на них руками, повторяя:

— Уйдите, не мешайте, дайте ей, бедной, поспать.

— Кто там? — крикнула Елисава, поднимаясь на локте, хмурясь и убирая с глаз растрепавшиеся пряди. — Пропусти их.

— Да куда же лезут в такую-то рань, едва светает…

— Пусти, говорю. Может, случилось что.

В избушку вошел Ингимар, осторожно ступая между спящими прямо на полу боярскими служанками — на лавках и полатях всем места не хватило.

— Эллисив! — позвал он. — Проснись и одевайся. Тебе придется выйти.

— Что-то случилось? — Елисава села на лавке.

— Вроде того. Пришли твои братья Вальдамар и Сватси с большой дружиной.

— Что он там бормочет? — С полатей высунулась голова боярыни Завиши со смешно торчащими двумя косичками, какие заплетают замужние женщины под повой. — Вот, вперся в избу, а мы тут непокрытые…

— Пришли Владимир и Святослав. С дружиной, — обрадовала ее Елисава, поскольку муж Завиши, воевода Радила Будинович, о котором она так тосковала в эти месяцы, находился в дружине Святослава. — Так что прибирайся, матушка, скоро мужа увидишь. Я сейчас выйду, — по-варяжски сказала она Ингимару. — Скажи там конунгам Вальдамару и Сватси, что я здесь и что прошу их ничего не предпринимать, пока они не повидаются со мной.

Ингимар ушел, а Елисава немедленно поднялась и приказала Буденихе одеваться. Сладкие мечты отступили, она чувствовала собранность и решимость, как перед битвой. За свое столь близкое счастье ей еще придется побороться. Хотя до настоящей битвы, даст бог, дело не дойдет. Торопя челядинок, княжна поспешно умылась и, не дав няньке переплести ей косу, только пригладила пряди. Затем она повязала шелковое очелье и покрылась тонким шерстяным платком, из-под которого выглядывала коса. Здесь не смотрины, главное — выйти поскорее, пока там ничего не случилось. Харальд едва ли захочет сейчас первым ввязываться в драку, но братцы молоды, горячи и к тому же обеспокоены участью сестры. Как бы выведать, что они знают?

Пока ее одевали, Елисава лихорадочно прикидывала, что ей говорить братьям. Святше известно, что отец отпустил ее с норвежцами за Магнуса. Потом он ушел по Днепру на север, зная, что Харальд захватил Ладогу и требует в обмен ее, Елисаву. Через какое-то время она вернулась в Любеч, встретилась с отцом и тот благословил ее на брак с Харальдом. Попутно он обрек будущего зятя на скорую смерть, но об этом знали только сам Ярослав, Елисава, Магнусовы норвежцы, Всеслав и несколько его приближенных. Коварный замысел сорвался, а из тех, кто вообще о нем знал, здесь присутствует только одна Елисава. Значит, если ее братья не получали известия об этом от отца, она может сказать им, что Ярослав по-настоящему дал согласие на ее брак с Харальдом. В качестве надежного доказательства у нее есть брачный договор, составленный Ярославом, написанный рукой любечского попа Силантия Докуки и скрепленный княжьей печатью.

Выйдя наконец из избы, Елисава убедилась, что вся дружина уже поднялась и готова — то ли к продолжению похода, то ли к бою. А впереди, на воде Ильменя, виднелись десятки, а то и сотни ладей с вооруженными людьми на борту. Не высаживаясь — да и где бы они все тут разместились? — те были одеты и снаряжены как для боя, луки и копья держали наготове. Пестрели щиты, из-за которых выглядывали серые жала мечей. В одной из ближайших ладей Елисава увидела стяг с ликом святого Николая — таково было крестильное имя Святослава, — а рядом и своего младшего брата, тоже в кольчуге и шлеме. Она поискала взглядом Володьшу и нашла его в ладье, почти причалившей к берегу.

— Володьша! — Елисава почти бегом устремилась туда, расталкивая готовых к бою викингов. — Я здесь! Идите сюда! Не бойтесь, на вас никто не нападет!

— Что ты ему скажешь? — К ней подошел Харальд, тоже в стегаче и кольчуге, но с непокрытой головой, хотя его византийский шлем и щит оруженосец держал наготове.

— Я скажу, что мой отец передумал и отпустил меня за тебя, — ответила Елисава, как и он, не сводя глаз с приближающихся княжеских ладей. — Боярыни и отец Сионий подтвердят, и договор у нас подписан. Скажем, что он дал согласие, а ты за это ушел из Ладоги.

— А если они уже знают, чего хотел твой отец на самом деле?

— Едва ли отец стал бы с ними делиться своим замыслом, тем более что он провалился. Я сама буду говорить. Вели своим людям отойти от воды и убрать оружие.

Харальд отдал приказ, хирдманы отошли и спрятали мечи в ножны. Несколько новгородских ладей ткнулись носами в берег. Первым вышел воевода Остромир Коснятич с гридями своей ближней дружины, потом Владимир со своими, а за ними Святша с кормильцем и воеводой Радилой Будиновичем. Остальные пока оставались в ладьях из-за тесноты, но и теперь на островке перед избушками народу было, как на торгу.

— Володьша! — Елисава бросилась к старшему брату, обняла его, торопливо, но с осторожностью, чтобы не оцарапаться о кольчугу и прочее железо на нем. — С прошлого года не виделись, как же я скучала по тебе!

Владимир, старший, двадцатичетырехлетний сын Ярослава и Ингигерды, был похож на мать — светловолосый, сероглазый, лицом скорее варяг, чем русич.

— Здравствуй, Лисава! — Он обнял ее и похлопал по спине, глядя при этом на Харальда. — Не ожидал увидеть тебя здесь. Что такое? Как ты сюда попала?

— Святша! — Елисава обернулась к другому брату и обняла его тоже. — И ты здесь! Встретились наконец!

— Встретились, да не с тобой мы думали повстречаться! — Святша тоже не сводил настороженных глаз с Харальда. — Ночью весть пришла, что Харальд идет с Полы на Новгород, мы и снарядились. Володьша только что из Обонежья пришел. Тут на ловца и зверь бежит. А ты-то здесь как очутилась?

— После того как ты на север ушел, я вернулась из Полотеска в Любеч и с отцом там виделась, — пояснила Елисава, глядя то на Святшу, то на Владимира с воеводами.

Харальд стоял возле нее, словно бы показывая, что имеет права на эту женщину, но молчал, по привычке положив руки на пояс, что придавало ему грозный и повелительный вид. Из избушки уже выбрались боярыни и отец Сионий, Завиша жалась к Радиле, Соломка стояла рядом с Грозно-яром, но все смотрели на Елисаву.