- Такой подростковый максимализм?

- Да. Но я ни разу не пожалел, что он мой друг.

- Скажи, а вы никогда с ним не ссорились? – вопрос этот был несколько провокационным. Я не собиралась спрашивать о Лиисе, хотя мне, конечно, было любопытно, просто хотелось узнать, что он ответит.

- Конечно, ссорились. Но это неважно, - тон Бранко и выражение лица ясно дали понять, что развивать эту тему не стоит. Я и не стала. И вместо этого сказала совсем другое:

- Знаешь, вчера мы разговаривали с одной английской парой. Они сказали, что приехали отметить серебряную свадьбу. Что познакомились в Цавтате, и это был курортный роман. А теперь выходит, что они соврали? Какой тут мог быть курортный роман, если шла война? Зачем только?

- Серебряная – это двадцать пять лет? – уточнил Бранко. – Девяносто третий год, сентябрь... Англичане? – он улыбнулся. – Нет, Ника. Если это те, о ком я думаю, то не соврали. Мы тогда задержались здесь на пару недель дольше обычного, дед болел тяжело. Они были журналисты, телевизионщики. В девяносто третьем здесь уже было поспокойнее. Потихоньку восстанавливали разрушенное. Они приехали что-то снимать. Он жил в гостинице, она у наших соседей. Я видел, как они целовались на набережной. В каком-то смысле действительно курортный роман. Море, солнце… Да и по сравнению с теми местами, где стреляли, это действительно был курорт. Значит, поженились… Как бывает…

Я хотела еще что-то спросить, но тут к стойке регистратуры подошел врач, и медсестра показала ему на нас. Они с Бранко поговорили несколько минут, а я, не видя их лиц, умирала от беспокойства. Разговор немного отвлек меня, но сейчас снова начало мутить от страха.

- Все нормально, Ника, - сказал Бранко, вернувшись ко мне, и я шумно выдохнула. – Ну, не совсем, конечно, но ничего особенно страшного. Гематом нет, сильное сотрясение, небольшая трещина. Так что пробудет он здесь неизвестно сколько.

- Он в сознании?

- Да, но ему что-то вкололи, и он спит. Сегодня нас не пустят, а завтра утром можно будет приехать. Все, давай домой. Тебе нужно отдохнуть. Все-таки ты…

- Что, ненормальная? – усмехнулась я. – Наверно. Такая же, как и Глебова родственница. Если бы у меня было время подумать, может, и не решилась бы. Но Глеб был прав. Если бы она с этой скалы сверзилась, ему сюда лучше было бы не приезжать.

- Это да, - согласился Бранко. – Он у тебя в долгу. Ладно, поехали.

- Послушай, Ника, - не глядя на меня, сказал он, когда мы уже выехали из Дубровника. – Если ты захочешь остаться еще… Ну, мало ли… Если нужна помощь – билет поменять или с деньгами. Ты скажи.

- Спасибо, Бранко, - мне даже неловко стало от своих былых мыслей о том, что я, наверно, ему не нравлюсь. – Но я не знаю, хочет ли этого Глеб. И потом… - я достала из сумки телефон. – Наверно, надо позвонить его родным. Может, кто-то приедет? И тогда я могу оказаться просто лишней.

Он коротко взглянул на меня и взял телефон Глеба.

- Хорошо. Я позвоню.

Больше мы до самого дома не разговаривали, но, уже поставив джип на стоянку, Бранко предложил:

- Может, тебе к нам пойти? Наверно, сейчас не стоит быть одной.

- Спасибо, - я покачала головой. – Но лучше все-таки побуду одна.

Я поднялась к себе, скинула сандалии и без сил упала на кровать – на половину Глеба. Постельное белье нам поменяли только вчера, но наволочка успела немного впитать в себя его запах. Я лежала и тихо плакала, обняв подушку. Пока рядом никого – можно не притворяться.

Часы на церковной башне пробили пять, и я снова удивилась – время ползло умирающей черепахой. Сидеть в комнате и таращиться в потолок было невыносимо. Смотреть телевизор, читать? Тоже мимо. Куда-нибудь пойти? Если только туда, где нет людей. А где их нет? Да везде есть. Направо – упрешься в «Кроатию». Налево – выйдешь на серпантин и спустишься на площадь к автобусной станции. Вниз – на набережную. Вверх… нет, спасибо, вверх точно не хочу.

В общем, без Глеба мне ничего было не нужно.

Я устроилась на балконе в шезлонге и долго-долго смотрела на море. И считала самолеты – как мы делали это почти каждый вечер вдвоем. Пока не стемнело. Откуда-то налетели мелкие назойливые комары – до этого ни одного не было, как будто грозовой тучей принесло. Пришлось вернуться в комнату, закрыть дверь на балкон и включить кондиционер.

Снова начало подташнивать. И словно водой холодной окатило – а что, если?..

Я открыла в телефоне женское приложение, проверила календарь. Да нет, ерунда. Всего двадцатый день цикла. Даже если бы вдруг случилось то, чего случиться никак не могло, все равно рано еще тошниться. Так что нечего выдумывать.

Ну а если бы все-таки вдруг?

В самой-самой отвлеченной теории беременность меня не пугала, скорее, наоборот. В моей ситуации это стало бы чудом. С материальной точки зрения было бы непросто, но справилась бы. Даже если бы пришлось просить помощи у родителей. А вот с точки зрения здравого смысла было два больших «но».

Первое – возможные и даже вероятные проблемы со здоровьем у ребенка. Второе – необходимость сказать об этом Глебу. Уж что-что, а повторять подвиг девушки из Дубровника я бы точно не стала. Хотя бы уже только потому, что считала это глубоко непорядочным. Хочешь ты поддерживать дальше отношения с отцом ребенка или нет, обрадует его эта новость или взбесит – дело десятое. Но знать об этом он должен, поскольку принимал в процессе самое непосредственное участие, да еще и получая при этом удовольствие.

Однако от мысли, что пришлось бы рассказать Глебу о такой вещи, на ум шли нецензурные интернет-мемы, изображающие самое глубочайшее чувство стыда. Потому что сказать мужчине, что бесплодна, и припереть потом его пузом к стене – это даже не фейспалм, а намного хуже. Да-да, рассказывай давай про чудо…

Ника, твою мать, о чем ты вообще? Какая беременность?! На мысе тебя вывернуло и потом в больнице мутило на нервной почве. Можно подумать, раньше такого никогда не было. А сейчас ты тупо хочешь жрать, потому что за весь день выпила кофе с крохотной булочкой.

Я открыла холодильник, который был таким же пустым, как и утром – вот ведь удивительно! Полбутылки вина, подгнивший персик и полбанки лютого айвара.

Только я надела сандалии, чтобы идти в супермаркет, в дверь постучали. Бранко держал в руках стеклянную миску с крышкой и пластиковый контейнер.

- Ника, можешь, конечно, сидеть здесь, но поесть все равно надо. Держи, мама тебе передала. И учти, обратно она меня с этими банками не пустит.

Он впихнул мне в руки миску и контейнер и ушел. Я захлопнула ногой дверь и пошла к столу, захлебываясь слюной от умопомрачительных запахов. В миске было еще горячее овощное рагу. В контейнере – крохотные пирожки. Я разломала один – с мясом.

Остановилась я, только когда рагу кончилось, а пирожков осталось три штуки. Да и то потому, что надо было что-то оставить на завтрак. Поколебавшись немного, достала из внутреннего кармана чемодана обрезок блистера с тремя таблетками и запила одну водой. Работали они странно. Из головы постепенно улетучивались все мысли, а тело превращалось в лужицу прозрачного киселя. А потом приходил сон, похожий на крышку гроба: хлоп – и все, чернота. Принимала я их очень редко, но сейчас был именно такой случай. Меньше всего мне хотелось провести еще одну ночь без сна. Потому что завтра нам с Глебом предстояло попрощаться. И от этого разговора зависело очень многое. Будет ли это прощание окончательным – или нет. (212da)