На выходе с ярмарки снова с тем самым офицером столкнулись. Не успокоился, видать. Остановил нас, вглядывается пристально, волнуется. Товарищи его чуть в стороне остались, тоже на нас поглядывают. Хорошо хоть не вмешиваются.

— Прошу меня извинить за назойливость, но вы очень на моего пропавшего товарища похожи. Один в один, даже глаза те же. Понимаю, дурацкая ситуация, и я глупо выгляжу. Скажите, как вас зовут?

А я откуда знаю, как меня звать? Спросил бы чего полегче! Дед всё «парнем» кликал. Вот и сейчас за меня вступился, пока я руками разводил.

— Память он потерял, господин офицер. Нашёл его в горах, изломанного всего и израненного.

— А где? Где нашли? — не на шутку возбудился капитан.

— Там, — указал направление знахарь.

— А на карте можете место показать? — и в сумку свою полез, карту вытащил.

— Не могу, да и не хочу.

— Почему? — капитан даже растерялся от такого ответа.

Дед только плечами пожал. А я стою, слушаю, сердце всё сильнее и сильнее в груди бухает, в уши отдаёт, голова разболелась.

— Вот, — фотокарточку из сумки офицер достал, нам показывает.

Вгляделся. Точно, этот капитан и есть. Только он тогда ещё не капитаном был. Стоят с кем-то возле самолёта… Самолёта…

Шум и боль в голове стали настолько нестерпимыми, что даже слёзы из глаз потекли. Земля под ногами пошатнулась. А капитан ещё какие-то карточки достаёт, нам показывает. А я ничего не вижу, плывёт всё перед глазами. И что-то такое крутится, крутится в памяти! Смахнул слёзы рукавом. Дед на меня пристально смотрит, лоб морщит.

— Ступайте за нами, — принял решение старый.

Вернулись на постоялый двор. Дед в свою котомку полез, тряпицу достал, развернул. А там те самые погоны и ордена… Мои! И нахлынуло…

Через какое-то время мы с Андреем успокоились, перестали друг друга перебивать, вопросами без ответов закидывать. Начали более или менее связно разговаривать.

— Погоди, Андрей, не торопись. Дай в себя прийти, — ответил отказом на просьбу товарища немедленно возвращаться в Петербург. — А ты, кстати, какими судьбами в этой дыре оказался? Здесь же ни аэродрома, ничего нет?

— На ярмарку посмотреть. Любопытно же. А рота наша здесь неподалёку расположилась.

— Можно капитаном поздравить?

— Можно. Но с тобой-то не сравнить. О твоих подвигах все газеты пишут!

— Много летать приходится?

— Да сейчас почти и не летаем, — отмахнулся от вопроса Андрей. И удивился на мой следующий законный вопрос. — Так революция же…

— Что!? — сжал кулаки. — Давно? А Николай что? Отрёкся?

— Какой Николай? — опешил Вознесенский. — Ты государя нашего имеешь в виду? При чём тут… А почему он должен был отречься? А-а, погоди… Ты не понял, это в Германии революция. Война закончилась!

— А ты мне ничего не рассказывал, — обернулся я к деду. — Почему? Не знал?

— Не знал. Да и нельзя было до поры твою голову тревожить, — равнодушно отмахнулся от вопроса знахарь. — Ты уходишь?

— Нет, останусь…

— Серж!? — вскинулся Андрей. А дед только головой и кивнул… Как будто другого ответа от меня и не ожидал…

Ушли мы из города сразу же, задерживаться не стали. С Вознесенским я распрощался. Дал ему твёрдое слово, что долго в этих горах оставаться не намерен. Долечусь, восстановлюсь и сразу же вернусь в столицу. На деда у меня надежды больше почему-то, чем на столичных докторов. Да в конце концов просто отдышусь, мысли в порядок приведу. А то, согласно моим воспоминаниям, у меня всё это время не жизнь, а гонка на выживание какая-то была.

От денег и какой-либо дружеской помощи отказался. Сам справлюсь…