Царское село

— И ещё одно, Владимир Фёдорович. Не выпускайте из своего поля зрения нашего общего «друга», — последнее слово Мария Фёдоровна, императрица Всероссийская, выделила особо. — Обязательно приставьте негласную охрану. После недавних событий к нему будет приковано всеобщее пристальное внимание. И тут непонятно, кого больше следует опасаться – своих подданных или подданных других государств…

Государыня расчётливо потянула паузу, давая собеседнику время на обдумывание своих слов, при этом пристально всматривалась в его неподвижное лицо, словно старалась заглянуть внутрь его глаз, мыслей – внимательно отслеживала малейшие проявления каких-либо эмоций.

Но и собеседник был не лыком шит. За плечами Джунковского огромный служебный опыт – просто так на подобную должность человека с улицы не назначали. И в дворцовых интригах, как говорят, «собаку съел». Одного того факта, что он сейчас находится в этом кабинете достаточно, чтобы понять – свою нынешнюю должность командира Отдельного корпуса жандармов Владимир Фёдорович занимает по праву. Так что никакого намёка на эмоции не могло, да и не промелькнуло на бесстрастном лице Джунковского.

— Хорошо, — удовлетворилась результатами собственной паузы Мария Фёдоровна. — Надеюсь, вы меня правильно поняли, Владимир Фёдорович.

— Вы полагаете, что ваш родственник может… — Джунковский с многозначительным видом скосил глаза на окно, выходящее на западную сторону, и тоже взял паузу, словно предлагая дальше продолжать фразу Марии Фёдоровне.

— Да, — правильно истолковала недоговорённое императрица. И продолжила говорить. При этом чуть-чуть, практически незаметно наклонила голову, словно этим незамысловатым жестом подтвердила невысказанное. — Кайзер сейчас чрезвычайно уязвлён недавней бомбардировкой Берлина и сожжённым куполом Рейхстага. Зная Вильгельма, скажу, что он очень разозлён. Знатный удар по самолюбию. Поэтому прошу присмотреть за нашим общим другом. Мы с Ники решили спровадить его подальше от столицы. Слишком уж часто он стал появляться в Зимнем…

— Заслуженно, позволю себе заметить, начал появляться— мягко перебил императрицу Джунковский. И даже не перебил, а позволил себе ненавязчиво поправить Марию Фёдоровну. Потому как с недавнего времени мог иногда позволить себе подобное. И, опять же, благодаря тому, за кого сейчас заступался.

— Этого никто и не отрицает. Но зависть настолько ядовитое чувство, что многим начинает разъедать глаза. До меня дошли слухи, что его в определённых кругах уже начали называть вторым Распутиным…

— Всего-то пару раз был удостоен аудиенции его императорского величества. Да и то… Оба раза после награждения, — уточнил жандарм и склонил голову в уважительном поклоне. Отношения отношениями, но дворцовый, да и просто этикет, никто не отменял.

— Это двор, — откликнулась Мария Фёдоровна. — Некоторым из них и этого не удалось добиться. Впрочем, вы, Владимир Фёдорович, обо всём происходящем в столице осведомлены лучше меня. Поэтому ещё раз прошу вас не спускать глаз с нашего новоиспечённого полковника.

— Подполковника, — снова пришлось уточнять Джунковскому.

— Ну, это пока он подполковник. Слишком широко ваш Грачёв шагает. Так скоро и полковником станет…

Мария Фёдоровна помолчала, словно ожидала каких-либо возражений. И не то, что на самом деле эта фамилия вызывала у неё какое-то раздражение, нет. Напротив, именно благодаря обсуждаемому сейчас знакомцу удалось хорошенько встряхнуть Ники и ближайшее его окружение, даже кое-кого заменить на более лояльных людей, убрать с глаз подальше Аликс и, наконец-то, отправить прочь из столицы Григория. Не говоря уже обо всём остальном, что сейчас происходит на просторах страны…

Но и не сказать того, что сказала, Мария Фёдоровна, вдовствующая императрица этой великой империи, не могла. Слишком велики ставки. Судьба и жизнь Династии и этой самой империи…

Поэтому всё верно. Грачёва необходимо на какое-то время убрать подальше от двора, от завистливых глаз, ядовитых шепотков и змеиных языков. И вроде бы всё хорошо пока, но… Если бы не это сжигающее душу и сердце знание подступающей катастрофы. Очень уж шаткое у Ники положение сейчас…

Не дождалась возражений, решительно отбросила прочь тягостные мысли и решила свернуть разговор. — Чаю не желаете? Нет? Тогда ступайте, Владимир Фёдорович. Ступайте. Дела не ждут.

Джунковский молча откланялся, развернулся и направился к выходу.

По дороге в столицу тщательно проанализировал такое странное завершение короткого разговора и понял, в чём заключался его основной смысл. В заключительной фразе императрицы. Когда Мария Фёдоровна выделила слово «ваш».

Получается, отныне я с Грачёвым одной ниточкой связан, — усмехнулся про себя Владимир Фёдорович. И ещё раз хмыкнул, только уже вслух. — Как будто до этого разговора это не так было! После всех его откровений и так называемых «предсказаний». Я за ним по должности всё время присматриваю. В случае его успехов и мне будет хорошо. Ну а в противном… Про подобное даже и думать не хочется. Но усилить присмотр за моим протеже наверняка стоит. Вряд ли Мария Фёдоровна просто так обмолвилась о возможных проблемах для Грачёва со стороны власть имущих… Да ещё и этот прозрачный намёк на кайзера… И исполнение просьбы государя нужно держать на полном контроле. Просьба-то она просьба, но это государь. И, значит, просьба равносильна приказу. Самому, что ли, в Крым поехать…

Ревель

— А ведь я ему говорил держать ушки на макушке. И про то, что лучше быть подальше от начальства, тоже, — Александр Васильевич Колчак взглядом испросил позволения, достал папиросу, прикурил и с удовольствием затянулся вкусным тёплым дымом. Выдохнул и продолжил. — И про то, что не нужно повторять ошибки Распутина, намекал.

— Так он их и не повторяет. Он свои собственные делает…

Разговор этот проходил в кабинете командующего Балтийским флотом адмирала Эссена Николая Оттовича. В отличие от начальника оперативного отдела штаба, командующий сейчас сидел в своём кресле, чуть развернувшись от массивного стола, крытого плотным и тяжёлым даже на вид зеленым сукном. Взгляд адмирала был направлен в окно. Туда, где через голые рёбра замёрзших на пронзительном, стылом ветру деревьев проглядывало такое же холодное и стылое зимнее море.

— Бр-р, — передёрнул плечами Эссен. — Что бы там ни было, Распутин не Распутин, а я к давнему предупреждению отнёсся очень серьёзно. И рисковать попусту из глупой бравады – ставить под удар собственную жизнь и судьбу флота – не собираюсь!

— А всё-таки, ваше превосходительство, заранее прошу прощения за этот вопрос, но очень уж любопытно. Что он вам тогда такого особенного напророчил? — наклонился к столу и затушил в пепельнице окурок Александр Васильевич. Выпрямился, привычно развернул плечи.

— Ничего особенного. Сказал, что не переживу я эту зиму, если не буду следить за своим здоровьем! — смутился адмирал, закряхтел от досады на самого себя за это неожиданное смущение и разозлился. Заговорил громко, заметно горячась. — Вы только представьте себе, Александр Васильевич! Это я! Я! Адмирал Эссен! Простыну на мостике своего флагмана, подхвачу инфлюэнцу и уже не встану! Сгорю в лихорадке! Чушь какая! Бред!