class="p1">— Знаете, тато, почему вы ко мне приходите, на верстак поглядываете, моей работе радуетесь? Чуете — не долго нам на заводе оставаться!

Тарас Игнатович только седым усом повел, заспешил на собрание, но на другой день, когда шли на завод, словно продолжая разговор, сказал Тимошу:

— Ну, что ж, сынок, скоро все поднимемся, это верно. А все равно на родные места вернемся!

26

Как-то к слову пришлось, Тимош рассказал отцу о днях болезни, о ночевке в подвале на воинском дворе и тяжких ночных кошмарах, когда он не мог отличить действительности от смутных видений. Раньше он не посмел бы обратиться к Ткачу со своими догадками и сомнениями, а сейчас легко было признаться во всем — отеческое внимание вызывало доверие и откровенность.

— Может, это и сон, Тимошка, да только сон в руку, — заключил Ткач, выслушав младшенького, — знаю я этот каменный двор и господина коменданта хорошо знаю — не один революционный полк разоружили, сволочи. Ничего, сынок, разберемся как-нибудь…

И по свойственному ему правилу не отделять слов от дела, предложил:

— Заглянем-ка, Тимошка, к Павлу на Ивановку.

Голубоватый карболитовый огонек в окне свидетельствовал, что в доме еще не спали. Павел сидел за книгами и тетрадями, готовил статью в «Пролетарий» о необходимости зорко следить за махинациями контрреволюции и Временного правительства.

Стакан кипяточка, приготовленный Александрой Терентьевной, полностью обеспечивал необходимые творческие условия.

— Присаживайтесь, товарищи, — обрадовался Павел нежданным гостям, — вот здесь, к столу. Вот газетки. А я сейчас — еще одно последнее сказание!

Когда все точки над «i» были поставлены и готовая статья была отложена, Тарас Игнатович предложил Тимошу повторить свой рассказ о воинском дворе:

— Пришли мы к тебе, товарищ Павел, по семейным вопросам, так что беседа будет тоже семейная, домашняя. Выкладывай, что знаешь, про воинский двор, Тимошка.

Тимоша очень волновала эта семейная домашняя беседа — как отнесется Павел к его рассказу? Но Павел так же, как и Тарас Игнатович, подошел к вопросу по-деловому:

— Сейчас Александра Терентьевна поможет нам во всем разобраться, — заверил он, выслушав Тимоша, и окликнул Александру Терентьевну.

— Бабуся Александра, о чем спросить вас хочу — скажите, приходила к вам молодая женщина, крестьянка из Моторивки, советовалась, как быть с Тимошкой? Помните, когда он заболел, свалился на воинском дворе.

— Приходила, — отозвалась Александра Терентьевна, появляясь в дверях своей комнатушки.

— Что говорила?

— Да что говорила, — адрес Ткачей спрашивала, где, мол, его родные, отец да мать, что с парнем делать.

— Ну, это само собой разумеется. А еще что говорила? Насчет воинского двора и коменданта?

— Да рассказывала, что Тимошка чуть весь комендантский дом не разнес, господ офицеров так напугал, что в окна прыгали.

— Понятно? — обратился Павел к Тимошу. — А стало быть, вывод один — отбросим видения и перейдем к действительности. Бабуся Александра, дорогая, попросите Катюшу — пусть сейчас же сбегает к черномору, который к нам в Совет приходил, она знает. И чтобы немедленно сюда.

Пока Александра Терентьевна выполняла просьбу Павла, Тарас Игнатович продолжал семейную беседу:

— Что насчет Левчука слышно?

— Притих.

— Значит пакость готовит.

— И я того же мнения, товарищ Ткач.

— Одного не могу понять, Павел, парень ты, как будто, разумный, крепкий, по дедовской линии пошел. Что же вы девчонку распустили?

Павел схватил со стола листки и принялся перечитывать статью. Тимош притих — «ну, сейчас грянет!».

Но Павел ответил спокойно:

— Агнеса человек честный.

— Гуляла честная птичка с горобцами. Если не отзовизм, так футуризм, не футуризм, так левчукизм.

— Что вы понимаете под левчукизмом? — сухо спросил Павел.

— А так понимаю: фраза трескучая — дела ползучие, кричит «налево» — идет направо. Кричит: «Держи вора», а у самого шапка горит.

— Вы должны знать, что Агнеса в числе других товарищей, неправильно выступавших до приезда Владимира Ильича, признала свои ошибки.

— Хорошо, кабы так. А то бывает и по-другому: грешим на делах, а каемся на словах.

— Что же вы хотите от меня, товарищ Ткач?

— Хочу, Павел, чтобы мы с тобой отвечали не только за себя, но и за тех, кто рядом.

— Трудная задача, товарищ Ткач.

— У нас всегда так было. На том и держались.

В сенях послышались грузные шаги, потом они изменились, как меняются шаги прихожанина на ступеньках храма — кто-то ступал осторожно, боясь нарушить тишину, и наверно поэтому зацепил цыбарку, и следом за железным грохотом в комнате, смущенно выглядывая из-за плеча Александры Терентьевны, появился плотный круглоголовый человек без шапки. Смуглое загорелое лицо, пушистые усы с опущенными подусниками, говор мягкий и певучий делали его похожим на крестьянина степных просторов Украины, и только выправка и бравая грудь выдавали военного.

— Почтение всем, извиняйте за беспокойство!

— Рад видеть вас, товарищ Сидорчук, — приветствовал его Павел, — как устроились?

— Ничего, спасибо, разместились. Ребята очень благодарны.

— Напрасно не остались у меня. Места всем бы хватило.

— Да уж, спасибо. Нам по соседству удобнее. И с табачком, и вообще, по-флотски. Есть ребятушки, которые и пошуметь горазды.

— Ну, как знаете. А то — ко мне, — и Павел представил Сидорчука, — знакомьтесь, товарищи. Матрос Сидорчук, направляется в Петроград с товарищами от Черноморского флота. По дороге произошло у них одно приключение — встретили в нашем городе старого знакомого.

— Зверя лютого, — перебил Сидорчук, — ката из военно-морской охранки. Мы его после революции по всем портам, по всему Югу разыскивали — как сквозь землю провалился. Советовали нам в суд обратиться, а наши флотские говорят: нечего на Временное правительство надеяться, оно не судит катов, а пригревает. Надо, мол, нам на Советы опираться, настоящим судом судить.

— Так вот, товарищи, — продолжал Павел, — встретили матросы этого самого ката в нашем городе…

— На автомобиле марки «Бенц» разъезжал, — подхватил Сидорчук, — барон Шинкоф его фамилия, подручный военно-морского министра по следственно-каторжной части. Всю войну в Севастополе просидел, лично сам по всем политическим делам следствие вел. Сколько людей наших загубил!

— Нашли его? — спросил Ткач.

— Нет, товарищ дорогой, Шинкофа в городе не обнаружили. Был с ним еще помощник, такой же кат и опричник, Фатов. И тот исчез. До самого воинского двора мы их автомобиль проследили, — и Сидорчук принялся растолковывать, почему упустили они Шинкофа и Фатова, что надлежало предпринять и чего они не предприняли.

Говорил Сидорчук просто и обстоятельно, по-крестьянски, не было в его речи ничего особого, флотского, никаких словечек, прибауточек, ничего такого, чем щеголяли молодые морячки.

— Так вот, товарищ Сидорчук, — заключил Павел, — следует тебе с этим пареньком познакомиться, — он указал на Тимоша, — человек он местный, грамотный, все ходы на воинском узлу знает. Вы