Суббота прошла спокойно, но в воскресенье разразилась гроза. Когда вся семья, включая поправившегося Марка, вернулась с церковной службы в доме одного из соседей, Генрик неожиданно услал всех троих братьев во двор, чтобы поговорить с Лиллибет наедине.

– Мне сказали, что на этой неделе ты дважды ездила на сыроварню, – негромко начал он, и она почувствовала, как от страха у нее в груди екнуло сердце. Должно быть, подумала Лили, кто-то видел, как она выходила из машины Роберта возле банка или во дворе сыроварни. Пытаться объяснить такое было совершенно немыслимо – Генрик все равно бы не поверил ни единому ее слову.

– Да, папа, – твердо ответила она. – Один раз у меня не было никаких дел, и я просто решила составить компанию мальчикам, а в пятницу… Ты сам знаешь, что Марк заболел, а Иосии хотелось поиграть с друзьями, поэтому я поехала одна. Помнишь, когда близнецы болели ветрянкой, ты сам послал меня на сыроварню. Тогда я тоже была одна, и ничего со мной не случилось.

– Не случилось? – Генрик как-то загадочно посмотрел на нее. – Скажи правду, Лили, может быть, ты встречаешься на сыроварне с молодым человеком? С «англичанином»? Тебе уже много лет, все твои ровесницы давно замужем, у многих уже по несколько детей, и… После того как умерла твоя мать, к тебе тоже не раз сватались, но я никогда не настаивал, чтобы ты кого-то выбрала. Не скрою, тогда ты была нужна мне, чтобы воспитывать мальчиков, но теперь… Если хочешь, я найду тебе мужа, если нет – можешь оставаться со мной, никто тебя не гонит. – Лиллибет и в самом деле отказала уже многим, и Генрик надеялся, что дочь останется с ним. Он не возражал – возраст брал свое, поэтому с каждым годом ему становилось все труднее обрабатывать поля и работать по дому. – Но я не допущу, чтобы ты встречалась с «англичанином»! – грозно повысил голос Генрик. – Ты и сама знаешь, что говорит по этому поводу наш «Орднунг». Никаких чужаков! Никаких контактов с погрязшим в грехе миром! Девушки должны сидеть дома и выходить замуж только за кого-то из нашей общины.

– Но я и не собиралась встречаться ни с какими чужаками, папа! И жить в большом мире я тоже не хочу, – возразила Лиллибет дрожащим голосом, невольно вспомнив о деньгах на ее банковском счете. – Мне просто хотелось немного прокатиться!

Генрик тяжело вздохнул:

– Пора тебе обзавестись мужем и детьми, Лиллибет. Мальчики уже совсем большие, через год близнецы закончат школу и тоже смогут работать по хозяйству. А тебе мы подберем жениха получше.

– Но я не хочу замуж! Не хочу снова возиться с детьми, с утра до вечера готовить и заниматься хозяйством, – возразила Лиллибет. – С тех пор как умерла мама, я только и делала, что работала. Я семь лет ухаживала за братьями, как за собственными детьми, а теперь ты предлагаешь мне начать все сначала?

– Тебе нужна своя семья, Лиллибет! – твердо сказал Генрик. Ничего подобного он еще никогда ей не говорил.

– Я не хочу, папа. Мне и с тобой хорошо.

– Негоже молодой девушке жить с отцом и братьями. Тебе нужен муж и дети, – решительно заявил Генрик. Он не понимал, что после того, как Лиллибет вырастила и воспитала его детей, у нее не осталось ни малейшего желания иметь собственных. – Вот Клаус Мюллер – хороший человек и будет тебе добрым мужем. Он как раз собирается снова жениться, и…

При этих словах сердце у Лиллибет упало.

– Но, папа, ему же за пятьдесят!

– Я женился на твоей матери – почти на тридцать лет моложе меня, но мы были очень счастливы. И тебе тоже нужен мужчина намного старше тебя. Для молодого парня ты слишком развита.

– И достаточно умна, чтобы не выходить замуж за человека, которого не люблю, – возразила Лиллибет. Она никогда не влюблялась и считала, что теперь ей это не грозит.

– Ты его полюбишь… со временем. Когда я женился на Ревекке, мы почти не знали друг друга. Ее отец решил, что я буду для нее хорошим мужем, и не ошибся, хотя в ту пору твоя мать была почти ребенком. Ты же совсем взрослая, самостоятельная женщина, и тебе сам Бог велел любить солидного, порядочного мужчину. А если ты раскатываешь туда-сюда на повозке, значит, тебе просто нечего делать и необходимо как можно скорее найти себе занятие, – закончил он сурово.

– Да, – негромко сказала Лиллибет, чувствуя, что больше не может лгать отцу. Напрасно она пыталась его обмануть – ничего хорошего из этого все равно не вышло. – Только я уже нашла себе дело по душе, папа. Я не хочу ухаживать за мужем и детьми, я… Вот мама меня бы поняла. Я даже думаю – ей хотелось бы, чтобы я занималась тем, что мне нравится. Кроме того, так я смогла бы еще долго оставаться с тобой.

Она видела, что отец ее не понимает и не одобряет, хотя он еще не знал, о чем пойдет речь. Как-то он отреагирует, когда узнает?.. Впрочем, как – было совершенно ясно. То, что она собиралась ему рассказать, не могло понравиться Генрику ни при каких условиях.

Лиллибет набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

– Я написала книгу, папа. Очень хорошую книгу – почти такую же, как те, которые любила мама. Она не о нас, не об аманитах. Это просто… история молодой девушки, которая выросла на ферме, а потом отправилась путешествовать, чтобы увидеть мир.

– Так ты этого хочешь? Путешествовать?! – Генрик изумленно уставился на нее.

– Нет. Мне хорошо здесь, с тобой, со всеми нашими… Я хочу просто писать книги о других странах, других народах… В «Орднунге» не говорится, что мне нельзя писать романы и рассказы. – Путешествовать ей тоже хотелось, но сказать об этом Лиллибет не осмелилась.

– Я не хуже тебя знаю, о чем говорится в «Орднунге», – перебил отец. – А там ясно сказано: женщине нужны дом и семья. И если она будет заниматься ими, как… как подобает доброй аманитке, у нее просто не останется времени, чтобы писать и… мечтать. Если ты так хочешь читать – возьми Библию, там есть все, что нужно. В других книгах нет ничего, кроме ереси и блуда. В общем, Лиллибет, я хочу, чтобы ты выбросила эту свою книгу, и…

– Я не могу, папа, – прошептала Лиллибет чуть слышно. – Я… я уже послала рукопись издателю в Нью-Йорк, и она ему понравилась. В следующем году мой роман опубликуют.

– А я тебе запрещаю! – рявкнул Генрик и стукнул кулаком по столу. – Как ты посмела совершить подобное за моей спиной?

– Прости меня, папа. Я знаю, что была не права, но… Я молилась Богу, чтобы он меня наставил, подсказал, что и как нужно делать. И я думаю, мама была бы не против, – повторила она, хотя и понимала, что с ее стороны это довольно дерзко и глупо.

– Твоя мать никогда не разрешила бы тебе того, что я запрещаю! – отчеканил он. – Ревекка была послушной женой. Еще раз повторяю, Лиллибет Петерсен: я не желаю, чтобы «англичане» издали эту твою книгу. Немедленно дай им знать, что ты передумала!

– Я никогда не пойду на это, папа, – тихо возразила Лили. – Я хочу, чтобы моя книга была опубликована. И я не сделала ничего плохого.

– Ты не подчиняешься мне и говоришь, что не сделала ничего плохого?! Повторяю в последний раз: я запрещаю тебе публиковать эту книгу. И писать тоже! Ты будешь изучать Библию и выйдешь замуж, когда я найду тебе мужа. Это решено.