Он добродушно рассмеялся:

— Ну что ж, такова жизнь.

Однако Айзенменгеру было не до веселья.

— Беверли сказала, что вы можете знать, где прячется Мартин Пендред.

Пинкус тут же протянул ему свою искореженную руку.

— Я довольно хорошо знал Мелькиора. Но то, что я знаю, может не относиться к его брату, хотя они и близнецы.

— И все же ты наша последняя надежда, — заметила Беверли.

— Да, больше нам надеяться не на кого, — добавил Айзенменгер.

Пинкус понимающе кивнул:

— После твоего прихода я снова просмотрел материалы первой серии убийств и перечитал раздел об аутических нарушениях. — В руках у него ничего не было, но он говорил очень авторитетным тоном. — Собственно, все сводится к тому, о чем я тебе уже говорил. Я думаю, что он скрывается в таком месте, которое, на его взгляд, является безопасным. Дом, где он прожил всю свою жизнь, для него закрыт, поэтому он должен направиться в такое место, которое вызывает у него те же чувства, что родной дом.

— В этом смысле он ничем не отличается от всех остальных людей, — пробормотал Айзенменгер.

— За исключением того, что его представления о безопасности могут существенно отличаться от наших, — с видом педагога, прерванного несообразительным студентом, пояснил Пинкус.

Беверли закинула ногу на ногу, и Айзенменгер заметил, как Пинкус проследил за этим движением голодным взглядом.

— У него совершенно другие критерии оценки, — продолжил он, — они находятся за пределами нашего понимания и могут представляться нам нелогичными и необъяснимыми.

— Все это звучит не слишком оптимистично, Малькольм.

— Нет, но я еще не закончил. Не забывайте, что у Мелькиора Пендреда, а следовательно, и у Мартина эйдетическая, фотографическая память. Можно сказать, что у людей с такой способностью нет прошлого — все их воспоминания присутствуют с ними ежесекундно, что вызывает любопытные искажения восприятия. Обычно мы движемся по карте нашего прошлого, руководствуясь довольно простыми правилами: недавние впечатления выглядят более ярко, события прошлого — более смутно, более эмоционально насыщенные эпизоды кажутся нам более важными, а на те, что не окрашены какими-либо чувствами, мы не обращаем особого внимания. У Мелькиора Пендреда не было подобных правил — он постоянно помнил обо всем, и все его воспоминания обладали равной ценностью.

А это означает, что, если Мартину присущи те же качества, как и Мелькиору, он может прятаться в таком месте, которое посещал двадцать лет тому назад, да и то на пять минут.

— Что сводит к нулю возможность определить его местонахождение. — Беверли кинула взгляд на Айзенменгера.

— Вот именно. — Пинкус явно был доволен тем, что его поняли. — Особенно учитывая тот факт, что его представления о безопасности могут показаться нам по меньшей мере странными.

Айзенменгер не сводил глаз с яркого ковра, украшенного кричащим рисунком, а когда он заговорил, возникло ощущение, что он находится под гипнозом:

— За всю свою жизнь он посещал лишь три места — дом, паб и работу. И дома у него больше нет.

— Однако мы не можем, исходя из этого, заключить, что он скрывается в пабе или на работе. Гомер уже тщательно обыскал их, и это не привело ни к каким результатам. И если то, что говорит Малькольм, соответствует действительности, он может прятаться в каком-нибудь сарае или гараже.

— Я в это не верю, — покачал головой Айзенменгер.

— Вы можете верить во все что угодно, но такова моя точка зрения, — сдерживая раздражение, заметил Пинкус.

В роли миротворца пришлось выступить Беверли:

— Мы тебе очень благодарны, Малькольм.

Айзенменгер пропустил ее слова мимо ушей.

— Что-то мы упускаем из виду. Что-то совершенно очевидное.

— Ну, нам пора. — Беверли встала, не дожидаясь реакции Пинкуса. Она подошла к нему и склонилась, чтобы чмокнуть в щеку. Это было мгновенное, неуловимое движение, однако Айзенменгер продолжал сидеть, вперившись в рисунок на ковре, и, для того чтобы обратить на себя его внимание, ей пришлось встать прямо перед ним. — Джон, время.

Айзенменгер встал, но было совершенно очевидно, что он сделал это чисто механически. И его благодарность Пинкусу была чисто формальной. Они остановились в коридоре, ожидая, когда тот откроет им дверь, и Айзенменгер уставился на свою ладонь с таким видом, словно она скрывала разгадку всех его жизненных проблем. Наконец Пинкус отворил дверь, и они вышли на улицу.

— Заглянешь еще как-нибудь? — окликнул Пинкус Беверли.

Она оглянулась и одарила его улыбкой. Он закрыл дверь, вздохнул и покачал головой.

Улицы были запружены машинами, за рулем которых виднелись уставшие жители пригорода, изможденные дальнобойщики и выжатые до предела таксисты. Пробки начались, едва они въехали на окраины города, и чем дальше они продвигались, тем хуже становилась обстановка на дорогах.

Беверли предполагала, что Айзенменгер захочет выйти возле своего дома, хотя он не сказал ни слова за все время пути и лишь отрешенно смотрел вперед. По дороге они оказались рядом с хирургическим отделением больницы.

— Где он, Беверли? — наконец изрек Айзенменгер.

Ей пришлось резко затормозить, так как ее неожиданно подрезал какой-то хлыщ в коже на навороченном мотоцикле.

— Боюсь, это невозможно угадать, Джон. Думаю, Малькольм прав. Он может быть где угодно.

Айзенменгер вздохнул и впервые за время пути посмотрел в боковое окно.

— Он должен быть где-то рядом. Я в этом уверен.

— Тогда, как мне это ни неприятно, должна признать, что стратегия Гомера оправданна.

— Однако здесь он бывал только в связи со своей работой. Сначала в качестве сотрудника морга, затем — санитара.

— Гомер уже дважды обыскал больницу и морг и сейчас делает это в третий раз.

Айзенменгер молчал в течение нескольких минут; за это время Беверли удалось преодолеть не более десяти метров.

— Господи! — внезапно вскричал Айзенменгер, хлопая по приборной доске. — Морг!

Машина снова тронулась с места, хотя и с такой скоростью, что ее обогнал бы одноногий на костылях.

— Ну и что? Я же сказала тебе, что Гомер уже обыскал его.

— Он обыскал новый, но когда Пендред начинал работать в больнице, морг находился в старом, полуразрушенном здании. Он проработал там всего несколько месяцев, и я уверен, что Гомер ничего о нем не знает.

— Где оно находится? — глядя в зеркало заднего вида, спросила Беверли.

Что там говорил Льюи?

— На Мол-стрит. Знаешь, где это?

— Да. Это в ста метрах отсюда. Назад и направо. — Она указала рукой за спину. — Ясно.