– Ничего, Тед. Одна чепуха, связанная с другим моим делом. Вы готовы сегодня завершить свою часть?

– Зависит от вас. Чем дольше вы будете нас задерживать, тем больше времени мне понадобится разгребать всю ту лапшу, которую вы тут навешаете.

– Хм, лапшу, говорите? Вы смертельно ранены, истекаете кровью и даже сами этого не сознаете.

– Я так не думаю, – доверительно улыбнулся он мне.

– Можете назвать это смертью от тысячи бритвенных порезов, Тед. Один такой порез не способен привести к летальному исходу. Но все дело в их количестве. Добро пожаловать в юридическую школу по делам о фелонии.

Я расстался с ним и двинулся к столу защиты. Не успел я сесть, как Руле взял меня в оборот.

– Зачем вас вызывала судья? – требовательно зашипел он мне на ухо.

– Ничего особенного. Она напомнила, как следует вести себя с жертвой на перекрестном допросе.

– С той женщиной? Она так и назвала ее – жертвой?

– Льюис, прежде всего говорите потише. Она действительно жертва в данном уголовном деле и на этом процессе. Вы, может, и обладаете редкой способностью считать себя ни в чем не виновным, однако же нам – ладно, пусть будет мне! – все еще предстоит убедить в этом жюри.

Он воспринял упрек так, словно я валял дурака у него перед носом.

– Хорошо, хорошо, что она сказала?

– Она сказала, что не позволит мне особенно вольничать на перекрестном допросе. Напомнила, что Реджина Кампо – жертва.

– Я рассчитываю на вас в том, чтобы порвать ее в клочья, цитируя ваше собственное выражение в тот день, когда мы впервые встретились.

– Да, но дела обстоят несколько иначе, чем в день нашей встречи, вам не кажется? А ваша маленькая каверза с моим пистолетом вот-вот рванет прямо мне в лицо. И откровенно вам заявляю: садиться из-за вас в тюрьму я не намерен. Если мне придется всю оставшуюся жизнь возить людей в аэропорт, то я пойду на это. И пойду с готовностью – коль скоро иного выхода не будет. Вам понятно, Льюис?

– Мне понятно, Мик, – бойко произнес он. – Уверен, вы что-нибудь придумаете. Вы человек умный, ловкий, продувной.

Я повернул голову и посмотрел на него. К счастью, мне не пришлось ничего отвечать. Судебный пристав призвал суд к порядку, и судья Фулбрайт заняла свое место.

Первым из припасенных свидетелей Минтон вызвал детектива полиции Лос-Анджелеса Мартина Буккера. Буккер для обвинения – свидетель надежный и основательный. Настоящая скала. Его ответы были четки, лаконичны и давались без колебаний. Детектив представил суду ключевую улику – нож с инициалами моего клиента, и в ходе прямого допроса осветил присяжным все этапы расследования дела о нападении на Реджи Кампо.

Он показал, что вечером 6 марта дежурил ночью в Ван-Нуйсе, в одном из полицейских участков долины Сан-Фернандо. В квартиру Реджины Кампо его направил командир дежурной бригады, который, получив донесение от патрульного начальника, рассудил, что происшествие требует немедленного расследования. Буккер объяснил, что шесть детективных отделов в долине полностью укомплектованы людьми только в дневное время. Он показал, что в сферу обязанностей детектива, несущего ночное дежурство, входят ситуации, требующие быстрого реагирования, и на ночного дежурного часто возлагаются задания неотложного характера.

– Что позволяло предположить, что данный случай требует неотложного вмешательства, детектив? – спросил Минтон.

– Повреждения, полученные жертвой, арест подозреваемого, а также уверенность, что было предотвращено более тяжкое преступление, – ответил Буккер.

– А именно?

– Убийство. Судя по всему, подсудимый намеревался убить ее.

Я мог бы заявить протест, но решил воспользоваться сменой диспозиции во время перекрестного допроса, поэтому промолчал.

Минтон попросил Буккера перечислить следственные действия, которые он предпринял на месте преступления и впоследствии – когда допрашивал Кампо, пока она получала медицинскую помощь в больнице.

– Перед тем как отправиться в больницу, вы должны были получить краткие рапорты офицеров Сантоса и Максвелл относительно происшедшего со слов жертвы, не так ли?

– Да, они представили мне краткий обзор событий.

– Они сообщили вам, что жертва зарабатывала продажей сексуальных услуг?

– Нет.

– Когда вы об этом узнали?

– Ну, у меня сложилось довольно ясное представление об этом, когда, находясь в ее квартире, я увидел кое-какие предметы, которые она там держала.

– Какие?

– Предметы, которые я бы описал как приспособления сексуального назначения, а в одной из спален находился встроенный шкаф, где содержалось белье, пеньюары и одежда сексуально-провоцирующего характера. В той комнате имелся также телевизор, а в выдвижных ящиках под ним – коллекция порнографических видеофильмов. Мне объяснили, что потерпевшая проживала в квартире одна, но показалось, будто обе спальни активно использовались. Тогда я подумал, что первая спальня была собственно хозяйки – то есть она спала в ней, когда находилась одна, – а другая служила для ее профессиональной деятельности.

– Рабочее место на дому?

– Можно назвать и так.

– Это изменило ваше мнение относительно того, что она является жертвой в данном происшествии?

– Нет, не изменило.

– Почему?

– Потому что каждый человек может стать жертвой. Проститутка или папа римский – не имеет значения. Жертва есть жертва.

Сказано – точно отрепетировано, решил я. Минтон сделал контрольную пометку в своем блокноте и двинулся дальше.

– Итак, когда вы приехали в больницу, то расспрашивали жертву в отношении своей гипотезы – я имею в виду состояние спален и то, чем она зарабатывала на жизнь?

– Да, спрашивал.

– Что она вам сказала?

– Прямо и откровенно ответила, что она проститутка. Никак не пыталась скрыть это.

– Что-либо из сказанного ею отличалось от тех отчетов и докладов, которые вы ранее собрали на месте преступления?

– Нет, нисколько не отличалось. Она сообщила мне, что открыла обвиняемому дверь и он в ту же секунду ударил ее кулаком в лицо и повлек с собой в квартиру. Обвиняемый применял угрозы и силу, затем вытащил нож. Он заявил ей, что собирается изнасиловать ее, а потом убить.

Минтон педантично продолжал зондировать ход ведения следствия, стараясь выявить как можно больше подробностей, и тем самым довел присяжных до состояния смертной скуки. Записывая вопросы, которые собирался задать Буккеру в ходе перекрестного допроса, я наблюдал за присяжными и видел, что их внимание начинает рассеиваться под действием столь обильной информации.

После полутора часов прямого допроса настал мой черед потрошить полицейского детектива. Моей целью являлся стремительный пиратский набег – «туда и обратно». Если Минтон производил, можно сказать, доскональное судебно-медицинское вскрытие всего дела, я желал лишь молниеносно запустить руку и выхватить то, что мне требовалось.