* * *

Руди и лазарь находились в Хвосте Змеи. Мерцающее тело Монорельса извивалось, превращаясь в немыслимо сложный росчерк дьявольского пера, вечную загадку Дамбаллы, дорогу, ведущую к посмертному существованию, или – в зависимости от того, насколько фанатичной была вера приходящих, – к новой жизни. Вера порождала тонкие вибрации, которые пронизывали материю, предотвращая окончательный распад, возвращение в прах, конец волшебства...

Впервые за несколько столетий остановилось движение по Монорельсу. Магия лунитов перестала питать основной инструмент секты, поток энергии иссяк, все инициаторы таинства были мертвы...

Тайла с трудом отодвинула прозрачную крышку с металлической окантовкой. Тусклый лунный свет, проникавший в грот, дробился внутри слюдяных пластин. Земля, которой саркофаг был заполнен до половины, оставалась сырой и рыхлой.

Руди лег в саркофаг, едва ощутив спиной могильный холод остывшего перегноя. Тайла принялась закапывать его, накрыв лицо Маской Сета. Она делала это с таким же безразличием, с каким когда-то отдавалась ему. Начисто лишенная сентиментальности, она не обменялась с ним ни единым словом, ни единым взглядом. Наконец выступающие части черепа исчезли под слоем земли. Тогда Тайла медленно задвинула крышку на место.

Скребущий звук был последним, что слышал человек в саркофаге. После этого воцарилась абсолютная тишина. Какие-то тени пробегали за мутнеющим прямоугольным окном, но Руди не мог их рассмотреть. Спустя несколько часов полной изоляции он вообще перестал себя осознавать.

* * *

...Над ним была бездонная воронка неба. Она медленно вращалась, унося его от одного берега существования к другому на непостижимой карусели мироздания. Он уже не был мертвым, но еще не был и живым. Ему не мог присниться тот общий сон, который люди называют жизнью, и далеко было до леденящих объятий смерти.

Он находился в третьем, промежуточном состоянии.

Стадия личинки, летаргия еще не сформировавшегося разума, нирвана клеток, затянувшееся рождение существа, которое не было ни человеком, ни пресмыкающимся, ни даже насекомым...

Саркофаг заменил существу кокон и материнскую утробу, а само рождение длилось не минуты или часы – оно растянулось на недели...

* * *

Прошел лунный месяц, и саркофаг оказался в Голове Змеи. Лазарь шел к этому месту другим путем, снова превратившись в Вальца. Он карабкался по горным тропам, спускался в ущелья, пробирался над безднами пропастей. По пути он ел ягоды, грибы без разбору и жевал листья коки. Они не приносили ему вреда, но возвращали иллюзию силы.

На самом деле к концу перехода сил хватало только на то, чтобы дышать и ждать. Ожидая на конечной станции, лазарь снова обернулся Тайлой... Утром она увидела саркофаг, в котором лежало ОНО. Кончилось безразличие. Последний день принес нестерпимое предчувствие конца.

* * *

...Ей было страшно, но она преодолела свой страх, отодвинула крышку и принялась руками раскапывать землю. Медленно, слой за слоем, снимала она темные сырые покровы... и не находила ни Маски, ни человеческого тела. Холод разливался по ее членам. Страх потерять разум был сильнее, чем страх найти НЕЧТО...

Наконец пальцы коснулись чего-то плотного, не рассыпавшегося от их прикосновения. Несколько секунд Тайла стояла, собираясь с духом, потом продолжала копать. Возможно, она вовсе не освобождала заключенное в саркофаге существо, а просто разрывала могилу.

...ОНО оказалось совсем маленьким, мягким и чуть более теплым, чем сама земля. Отдельные части тела не давали представления о целом, пока Тайла не взяла ЕГО на руки.

Руди больше не было. Он исчез. Вместо мужского тела в саркофаге оказался сморщенный младенец, казавшийся в сумерках пепельно-серым. Между его приоткрытыми губами чернела земля. Глаза были затянуты пленкой, к которой Тайла боялась прикоснуться.

Она держала его – такого маленького и жуткого. Это был страшный младенец. Магический плод Монорельса. Опасная игрушка извращенной природы. Новая личинка Дьявола... Или нераскрывшийся цветок ее надежды.

У нее даже не было молока, чтобы кормить его.

А он не дышал, выдерживая нестерпимо долгую паузу между жизнью и смертью. Тайла должна была извлечь землю из его носа и рта. Вдохнуть и исторгнуть из себя прах. Подарить оживляющий поцелуй. Или оставить все как есть...

Равнодушные звезды висели над нею. Она была одна, и некому было разделить с нею тяжесть выбора. Где-то на дальней излучине Монорельса стоял саркофаг, в который хотелось лечь ей самой.

И видеть сны о жизни.

Октябрь 1996 – февраль 1997